Трибуна

Трибуна (68)

От саммита глав России, Турции и Ирана в Сочи никаких прорывных решений не ожидалось. На мой взгляд, эта встреча преследовала цель сверки часов и успокоение Москвой своих союзников.

Не секрет, что Иран вполне официально высказывал недоумение по поводу того, зачем вообще нужен Конгресс национального диалога Сирии и какую цель он преследует. Но больше Тегеран беспокоило содержание тех договоренностей, которые были озвучены в ходе совместного заявления президентов России и США во Вьетнаме, опирающегося на конфиденциальный документ от 8 ноября в Аммане. 

Что касается Турции, то ее в первую очередь беспокоит курдская проблема. С одной стороны, есть давно достигнутые договоренности о разграничении Идлиба. Турецкие военные находятся в самом Идлибе и все свои аванпосты фактически расположили вокруг курдского Африна. Турки реализуют стратегию сдерживания курдов в этом анклаве, и это для них — основная задача. Параллельно в рамках астанинского процесса они проводят переговоры с непримиримыми группами и, опираясь на оппозицию, проводят рейды против иностранных боевиков, связанных с "Аль-Каидой".

Кроме того, "большой тройке" необходимо было прояснить вопросы, связанные с политическим урегулированием. В декабре в Сочи планируется проведение Конгресса национального диалога народов Сирии, который пытаются вписать в Женевский процесс. Конгресс пройдет между двумя раундами переговоров в Швейцарии. Идея сама по себе спорная – лично я считаю ее несвоевременной. Понятно, что необходимо дать толчок Женевскому процессу и как можно быстрее конвертировать во что-то реальное Астанинские договоренности. Но мирное урегулирование сирийского кризиса, о котором все говорят, это довольно-таки абстрактное понятие, и все его видят по-разному.

 

Арабские страны и иностранные государства, выступающие против президента Сирии Башара Асада и действующего режима, настаивают на формировании переходного правительства и продолжают спорить, какое место должен занимать Асад на этот период. В любом случае, они выступают за проведение кардинального реформирования существующего сирийского режима.

Но каким этот процесс видят Россия, Иран и Дамаск? Сейчас, несмотря на обещание проведения всех этих реформ в Сирии, по сути идет манипулирование ситуацией. Режим вольно трактует понятие "антитеррористическая операция" и проводит операции в Восточной Гуте против тех групп, которые подписали соглашение о режиме прекращения огня только с Россией в Каире и Женеве, при этом Москва не особо препятствует этому. На этом фоне цель предстоящего Конгресса — уровнять в правах реальную оппозицию и многочисленных марионеток, созданных сирийским режимом.

И после того. как эти силы будут уравнены в правах и голосах, можно проводить линию – да, все силы имеют право на существование, но они должны следовать той линии, которую диктует Асад. По факту, происходит легитимация существующего режима, а режим и оппозиция заведомо ставятся в неравные условия на переговорах.

 

При конвертировании этой схемы в какое-то переходное правительство уже сейчас понятно, кому будут принадлежать ведущие позиции. Сейчас Москва может обещать всем, что действительно могут быть проведены реформы, и они действительно могут быть проведены, но по тому сценарию, который расписан выше. То есть формально – это реформы, по факту – мало что изменится. И главное тут то, что это, в принципе, опасный сценарий, так как существующий сирийский режим, он, на самом деле, давно уже отжил свое. И тут, конечно же, необходимы реальные реформы, необходимо формировать правительство, в котором будут присутствовать различные национальности и оппозиция, в которой есть опытные офицеры и политики.

Москва может апеллировать тем, что может образоваться вакуум власти, который тут же будут заполнять радикалы и прочие. Но мероприятия, способствующие дальнейшему поддержанию режима — это уже сам по себе фактор для возникновения радикализма.

Здесь много вопросов, и по сути, пока еще не ясна позиция игроков саммита, прошедшего накануне в Сочи. Формально, они могут пока действовать в русле урегулирования, но будет ли оно действовать реально или декоративно, мы узнаем в дальнейшем, но явно не в ближайшие месяцы.

Статья опубликована в издании Спутник: https://ru.sputnik.az/columnists/20171124/412906612/turcija-rossija-iran-sirija-krizis-asad-putin-rouhani-jerdogan-peregovory.html

Фото: AFP / Omar Haj Kadour

Время покажет, возможен ли между США и Россией широкий диалог о политическом будущем Сирии после ДАИШ и о том, как подвести самих сирийцев к действительному национальному примирению на базе разумных компромиссов. Формула «ни победителей – ни побеждённых» более всего соответствует арабским историческим традициям и менталитету.

11 ноября в ходе саммита стран – членов АТЭС в Дананге была оглашена своего рода «ожидаемая неожиданность». Президенты Российской Федерации и Соединённых Штатов согласовали совместное Заявление по Сирии.

Внутригосударственный конфликт в этой стране, раздираемой на части гражданской войной, терроризмом и внешним вмешательством, неизменно оставался горячей темой в международной и особенно в российско-американской повестке дня. Российские и американские интересы здесь одновременно и совпадают, и разнятся – в наибольшей степени. При этом сохраняется взаимное понимание того, что без нахождения точек соприкосновения между Россией и США развязать конфликтный узел, в которым каждый из множества вовлечённых игроков всегда может оказаться спойлером, не представляется возможным. Во многом благодаря их дипломатическим усилиям Советом Безопасности ООН был разработан и принят большой пласт международно-правовых документов, который образует солидный фундамент для будущего урегулирования.

При администрации Обамы были моменты, когда обе стороны подходили совсем близко к достижению договорённостей, но устойчивой координации или хотя бы работы на параллельных курсах добиться так и не удалось. При всех неудачах, обоюдных претензиях и разногласиях, порой взрывоопасных, Россия и США сохраняли каналы коммуникаций.

Российско-американское заявление на высшем уровне, принятое в Дананге, имеет особое значение по целому ряду причин. По какому пути пойдёт дальнейшее развитие событий предсказать трудно, но декларация такого рода имеет шансы стать отправной точкой к выстраиванию необходимого минимума согласованных шагов по Сирии, тем более в новых условиях. Если, конечно, Москва и Вашингтон будут способны умерить амбиции, порождённые успехами в борьбе с ДАИШ*, и хотя бы в сирийском случае подняться выше разделяющих их глобальных проблем ради того, чтобы помочь многострадальному сирийскому народу разорвать порочный круг насилия и гуманитарных катастроф.

Прежде всего совместное заявление президентов России и США – это первая после смены американской администрации совместная с Россией политическая акция, предпринятая к тому же на общем мрачном фоне двусторонних отношений. По прошествии года после победы на выборах ближневосточная стратегия президента Трампа (как, впрочем, и внешнеполитический курс в целом), по мнению большинства американских экспертов, всё ещё остаётся невнятной, отличается непоследовательностью и даже сумбурностью принимаемых решений зачастую в угоду тактическим соображениям или в качестве реакции на те или иные неверные шаги.

Президенты пришли к общему пониманию целого ряда принципиальных вопросов, исходя из реальной оценки изменившейся военно-политической обстановки в Сирии. В течение последних месяцев в результате военных действий против боевиков ДАИШ на востоке Сирии силы, поддерживаемые Россией и США, оказались на таком близком расстоянии друг от друга, что потребовалась активизация канала связи между военными обеих стран с целью снижения рисков непреднамеренных опасных инцидентов. Президенты договорились продолжать эти усилия по военной линии, в том числе в работе со своими партнёрами, ведущими борьбу с ДАИШ. Выйдут ли эти усилия за пределы военной плоскости, пока неясно, хотя Россия и США в случае принятия политических решений могли бы наладить взаимодействие в формировании местного самоуправления в районах, освобождённых от ДАИШ, на базе национального примирения снизу. Это позволило бы облегчить оказание гуманитарной помощи, возвращение беженцев и экономическую реконструкцию в целом.

Важное значение имеет подтверждение вывода о том, что конфликт в Сирии не имеет военного решения, и окончательное политическое урегулирование должно быть найдено в рамках Женевского процесса в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 2254 в её полном объёме. То есть проведение конституционной реформы и свободных выборов под эгидой ООН при сохранении суверенитета, независимости, единства, территориальной целостности и светского характера государства. Президенты призвали все сирийские стороны принять активное участие в женевском политическом процессе и поддержать усилия, направленные на обеспечение его успеха.

Конечно, это только самые общие принципы реформирования, которые и раньше не вызывали серьёзных расхождений. Не будет преувеличением сказать, что резолюция Совета Безопасности ООН содержит своего рода «дорожную карту» переходного периода. Но все подводные камни кроются именно в её имплементации. Между самими сирийцами нет сколько-нибудь общей интерпретации ключевых положений резолюции, а высшей инстанции, как это было с имплементацией Дейтонских соглашений по бывшей Югославии, в сирийском случае не существует. Это касается, в том числе, таких практических вопросов государственного строительства на инклюзивной основе, как согласование последовательности шагов, определение порядка работы над принятием новой конституции и формированием органов исполнительной власти в центре и на местах, обеспечение безопасности на время всего политического транзита.

Вместе с тем сам факт, что российский и американский президенты сочли возможным сделать акцент именно на Женевском треке, можно рассматривать как определённый сигнал сирийским противоборствующим сторонам и региональным игрокам, имеющим свои максималистские интересы, не всегда совпадающие с глобальными интересами России и США.

Своевременность такого шага определяется ещё и тем, что повестка дня сирийско-сирийских переговоров в Астане под эгидой России, Ирана и Турции как стран-гарантов соблюдения режима прекращения боевых действий по мере их продолжения стала расширяться и заходить на политическое поле, отведённое резолюциями Совета Безопасности ООН для Женевы при посредничестве его специального представителя. Это вызвало смешанную реакцию в США, в ведущих европейских странах и в арабском мире, несмотря на неоднократные разъяснения российских официальных представителей того, что Астана призвана создать благоприятные условия «на земле» для активизации переговоров в Женеве.

С одной стороны, семь раундов переговоров в Астане позволили запустить четыре зоны деэскалации в центральных, северо-западных и южных районах Сирии, существенно снизить уровень насилия и создать условия для доступа гуманитарной помощи, что не могло не получить одобрения во всём мире. Соединённые Штаты, воспринимавшие вначале Астану, как и любой многосторонний механизм, где они не играют ведущей роли, с большой долей скепсиса, согласились направить своего наблюдателя. В то же время появились различного рода спекуляции в том смысле, что Россия и Иран на фоне военных успехов ведут дело к тому, чтобы «обойти» основополагающую резолюцию Совета Безопасности 2254 и навязать урегулирование при помощи силы. Триумфаторская атмосфера в этой связи в Дамаске только подтверждала эти опасения. Представители вооружённой оппозиции на переговорах в Астане, со своей стороны, высказывали претензии к делегации правительства Сирии по поводу нарушения режима прекращения боевых действий, невыполнением таких мер доверия, как освобождение политических заключённых, снятия блокады с ряда районов и обеспечения беспрепятственного доступа для гуманитарной помощи.

Не способствовала снятию недоверия и идея о созыве Конгресса национального диалога, которое было воспринято сирийской оппозицией как «старое» предложение Дамаска в новом издании и его попытка девальвировать женевский формат, где стороны подошли к необходимости начать обсуждение субстантивных вопросов политического перехода в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 2254. Оппозиционные деятели высказывали опасения, что цель Конгресса растворить оппозицию среди большинства партий, движений и организаций, в том числе псевдооппозиционных, подконтрольных сирийскому режиму. По выражению участника переговоров в Астане Мухаммеда Аллуша, это была бы «встреча режима с режимом».

И, наконец, заслуживает особого внимания данная в заявлении совместная российско-американская оценка зон деэскалации в качестве временной меры в целях создания условий для окончательного политического урегулирования конфликта. Это представляется важным в контексте получивших широкое распространение на Ближнем Востоке рассуждений о том, что Россия и США будто бы пришли к убеждению о невозможности достижения устойчивого урегулирования в обозримым будущем и поэтому создают «так называемые» зоны деэскалации как средство замораживания конфликта.

Ближайшее время покажет, смогут ли США и Россия, которые при всех разногласиях и взаимных подозрениях всё же действовали на параллельных курсах в борьбе с ДАИШ, выйти за эти пределы, возможен ли конструктивный, широкий диалог между ними о политическом будущем Сирии после ДАИШ и о том, как подвести самих сирийцев к действительному национальному примирению на базе разумных компромиссов. Формула «ни победителей – ни побеждённых» более всего соответствует арабским историческим традициям и менталитету.

До последнего времени администрация Трампа рассматривала «искоренение терроризма» в Сирии и Ираке в качестве своего главного приоритета. Американские дипломаты доверительно говорили о том, что США устали от «государствостроительства». Вместе с тем, обстановка в Сирии подошла к такой черте, когда необходимо дать ответ на вопрос: что дальше? Практика воссоздания средневекового халифата под лозунгами джихада можно считать низложена. Но с потерей территориальной субъектности сама эта идеология вряд ли исчезнет. Особенно среди суннитского большинства в Сирии и суннитского меньшинства в Ираке, которые добиваются таких реформ во властных структурах, которые обеспечили бы им достойное политическое представительство. Россия, как не раз заявлял президент Владимир Путин, считает, что в настоящее время созданы необходимые предпосылки для перехода к стадии политического урегулирования в Сирии. Партнёрство с Соединёнными Штатами способствовало бы продвижению этого процесса.

Friday, 27 October 2017 01:02

Ушел Мустафа Тлили

Written by

20 октября 2017 не стало члена нашего клуба Мустафа Тлили. Своими воспоминаниями о нем делится Василий Кузнецов:

Несколько дней назад умер Мустафа Тлили – тунисско-французский писатель, дипломат ООН и очень хороший друг.
Я понимаю, что большинству моих друзей его имя ни о чем не говорит, но дружба с ним была важна для меня, а дружба с Россией – для него. И если я не скажу о нем, то никто не скажет…
Мустафа.
Мы встретились в Москве в 2011 году. Кажется, в апреле. В лобби отеля Будапешт. Я тогда собирался в Тунис – впервые после пятилетнего перерыва и впервые после революции.
Нас познакомил В.В. Наумкин, и мне тогда показалось, что Мустафе, уже давно гораздо более погруженному в какие-то глобальные проблемы, работавшему с Альянсом цивилизаций ООН, было приятно снова окунуться в атмосферу своей юности.
Без тени раздумий он снабдил меня целым списком личных номеров политиков, интеллектуалов, правозащитников, открыв двери в замкнутый мир тунисской элиты…
Давно оторвавшийся от реальности родной страны, впитывавший ее скорее по разговорам со знакомыми да по статьям в прессе, он все же оставался очень тунисцем…
Мы виделись потом много раз и вплоть до последнего года часто перезванивались. Последний раз он позвонил где-то полгода назад – у нас было холодно, повсюду лежал снег. Помню, как стоял у большого окна на даче, за окном был белый с синим отблеском сад, а из трубки раздавался усталый голос. Сказал, что я первый, кому он звонит, сказал, что, наконец, он в Тунисе, что идет на поправку, что ждет меня всегда…
Странно, но я никогда не спрашивал его о детстве. Пару раз в разговорах он упоминал о бедности, в которой жила семья, переходил при этом на диалект, используя какие-то смешные словечки, сейчас почти не употребляющиеся.
Но вообще его жизнь, как будто, начиналась с Парижа. С Сорбонны. С лекций Лиотара, учеником которого он себя считал, со студенческой юности.
Потом шли имена французских философов – друзей и учителей… Чаще других говорил о Деррида, вместе с которым издал несколько книг, и о Дэлёзе…
Родившись в Тунисе, живя в Нью-Йорке, давно став гражданином мира, он все же был частью этой французской интеллектуальной и художественной традиции, и воспринимался там как свой. Полдюжины его романов были изданы Галлимаром, он дружил со всеми известными и еще живыми французскими писателями и интеллектуалами. «Мустафа, ты читал «Пятницу, или тихоокеанский лимб» Турнье? Это такая книга, такая книга!» «Мишеля-то? Да, он очень неплох, передам, что тебе нравится, ему приятно будет»
Когда по-русски издали первый его роман – кажется, «Свет песков» в нашем переводе – Мустафа настаивал на том, чтобы он продавался в разделе французской литературы, а наши издатели тщетно пытались ему доказать, что отечественный читатель не воспримет Мустафу Тлили как французского писателя…
И все же при всей этой французскости, при всем космополитизме высокопоставленного чиновника ООН, он оставался очень туниссцем.
В нем была вот эта чисто тунисская страсть к красивому, вкусному интеллектуальному разговору.
Мне кажется, я знаю момент, когда его отношение ко мне изменилось, когда мы подружились. Мы шли в Институт востоковедения и заглянули в кафе. Мустафа рассуждал про Достоевского, «таинственную русскую душу», славянофилов и что-то еще, а я сказал, что терпеть не могу Федора Михайловича, что он у меня вызывает такое отвращение, что просто тошнит. Он посмотрел заинтересованно, ответил какой-то цитатой, сославшись на Монтескье. Я же был столь раздражен Достоевским, всем вот этим вот, что ответил что-то довольно грубо, вроде «Достоевский омерзителен, а цитата ваша вообще из Вольтера, а не Монтескье».
Некрасиво получилось. А ему понравилось – цитата-то и впрямь была из Вольтера.
В Мустафе всегда было удивительное чувство стиля. Во всем – в еде, в одежде, в словах… Скажем, всегда можно было быть уверенным, что на встречу со студентами он придет в вельветовых брюках и полуспортивном пиджаке с заплатками на локтях…
Помню их совместную с Наумкиным пресс-конференцию.
Думаю, это был 2012 г., осень, когда весь мир обсуждал фильм «Невинность мусульман». Связанные с ним скандалы сделали пресс-конференцию неожиданно интересной для журналистов – их набился тогда полный зал, и все требовали от спикеров высказаться о фильме. Виталий Вячеславович сказал нечто довольно резкое относительно авторов фильма, вообще подобной продукции, единственный смысл которой в провокации, сказал что-то о недопустимости оскорблений, все в таком духе… Мустафа долго молчал, потом перегнулся через стол, низко наклонившись к микрофонам, и сказал: «Вам не нравится «Невинность мусульман»? – пауза – Не смотрите ее!». Начал заводиться: «Вам не нравится фильм? Не смотрите. Не нравится музыка? Не слушайте. Не нравится книга? Не читайте. Но не запрещайте. Никогда не запрещайте. Никогда».
Русский, защищающий достоинство мусульман, и мусульманин, отстаивающий ценности либерализма – так я запомнил ту пресс-конференцию.
А еще он был потрясающим жизнелюбом.
Может, поэтому так любил Нью-Йорк.
Жил на Манхэттене, в доме рядом с башней Трампа, а обедать ходил в тунисский ресторанчик неподалеку, кажется «Les deux amis»… А я останавливался в дешевой комнате без окон в Чайна-тауне… Мы гуляли по этому городу часами, не могли наговориться… О чем? Бог знает… Помню, в одну из последних встреч, обсуждали Лимонова. Во Франции как раз тогда стала бестселлером его биография, написанная Э.Каррер, и Мустафа очень хотел познакомиться с автором «Эдички»..В другой раз речь шла о приведших его в восторг «Москве-Петушках».
Жизнелюбие Мустафы – это хорошая книга, умный собеседник, вкусная еда, и конечно, красивые женщины…
«Prince Vassily! Я еду в Москву! Я приеду, и мы пойдем в клуб! Готовься!». Он приезжал, в клуб мы, конечно, не шли, зато шли в какой-нибудь «Маяк» или в «Жан-Жак» на бульварах.
Как раз в «Жан-Жаке» года три назад сидели, ели, пили, разглагольствовали о чем-то абстрактном. Вдруг я заметил, что он меня совсем не слушает. Проследив за его взглядом, увидел чудесную блондинку в черной водолазке и очках, читавшую толстенную книгу старого издания…
Мустафа заулыбался, оторвал полоску покрывавшей стол бумаги, нацарапал на ней что-то, кивнул официанту…
Минут через десять он отменил все встречи на ближайшие дни.
«Мустафа, ну что ты написал?!»
«Ой, да брось! Сказал, что девушкам не стоит читать книги в одиночестве – их не с кем обсудить»…
Марракеш, 2013 г. Конференция клуба «Валдай».
Он, я и наш общий друг – Хамади Редисси – договорились поехать вечером в город. Мы с Хамади в полной боевой готовности, ждем Мустафу в лобби отеля. Десять минут, двадцать, полчаса. Наконец он пролетает мимо нас в сопровождении потрясающей красотки. Они оба счастливы, смеются, Мустафа чуть не подпрыгивает на каждом шаге… Задерживается перед выходом, оборачивается, смотрит на нас как-то по-детски растерянно, извиняясь: «Ну, вы же понимаете?..»…
Таким я его и запомнил…

 

Андрей Глебович Бакланов - Чрезвычайный и полномочный посол России в Саудовской Аравии с 2000 по 2005 год.

Мы с большой надеждой ждем реализации договоренностей о визите короля Саудовской Аравии в Российскую Федерацию и испытываем определенные надежды по следующим направлениям:

Первое – мы ожидаем, что первый визит такого уровня, переговоры на высшем уровне и тот опыт, который мы получили в последние годы, могут дать толчок к установлению более стабильных отношений между нашими странами. Истоки наших отношений были успешны, потому что Советский Союз в свое время первый признал государство Саудов на территории нынешней Саудовской Аравии. И в первые годы мы очень успешно налаживали наше торгово-экономическое, политическое сотрудничество. Но, к сожалению, потом, начиная со второй половины тридцатых годов, получился циклический механизм развития наших связей. То они выправлялись и становились активными, то, к сожалению, снова затухали, поскольку различного рода региональные и международные проблемы не давали возможности сторонам сотрудничать так, как это следовало бы исходя из наших национальных интересов. В течение многих лет, до 1990-1991 года, отношения вообще были заморожены. Сейчас задача номер один заключается в том, чтобы придать нашим отношениям стабильный характер, который не зависел бы от взрывных ситуаций, которые происходят на Ближнем Востоке и в мире, по которым иногда позиции Эр-Рияда и Москвы не сходятся (и это вполне естественно). Но у нас есть повестка для, которая существенно влияет на жизнь людей и в Саудовской Аравии, и в Российской Федерации. Это, прежде всего, вопросы связанные с ценами на нефть. И очень отрадно, что последние полтора года мы наблюдаем нечто новое в нашем взаимодействии – это переход к очень эффективному прямому диалогу по вопросам ценообразования. Фактически мы стали лидерами в той системе переговорного процесса по ценовой планке на нефть, которая возникла по формуле ОПЕК + независимые нефтепроизводители. И основные импульсы этого процесса сейчас идут из двух столиц – Эр-Рияда и Москвы. Это очень перспективный процесс и мы хотели бы, чтобы он привел к тому, чтобы из разовых договоренностей, которые в последнее время были достигнуты и которые показали свою определенную эффективность, мы перешли еще к более эффективной формуле – это создание прогнозируемой системы рынка на нефть. И это вполне возможно. Такие предложения имеются и сторонам их надо реализовать. В основе, я думаю, должно быть сотрудничество между двумя нефтяными гигантами – Саудовской Аравией и Российской Федерацией.

Второе, что я хотел бы отметить, - это необходимость нашего сотрудничества по прорывным технологиям XXI века. Исходя из возможностей сторон и соглашений, которые мы заключили еще в 2003 году, по линии научного и научно-технического сотрудничества, мы могли бы совместно заняться изысканиями по тем направлениям, в которых наши интересы наиболее близки. Это нефтехимия, спутники связи и ряд других вопросов, где у нас имеются определенные заготовки, которые должны перейти в более масштабную плоскость.

Я думаю, что в ходе переговоров нам удастся если не сблизить позиции, то хотя бы договориться по тому, как мы могли бы себя позиционировать в тех кризисах, которые пока еще существуют на Ближнем Востоке – это сирийский, йеменский и ряд других кризисов. Не мы инициировали создание этих конфликтных и кризисных ситуаций. Я думаю, что мы должны, во-первых, пытаться стабилизировать обстановку в этих странах и ближневосточном регионе в целом, а, во-вторых, научиться делать так, что даже если между нами есть каике-то разночтения, то чтобы они не отражались на нормальном функционировании нашего двустороннего сотрудничества по нефти, газу, энергоносителям, в целом по нашему техническому взаимодействию, по взаимодействию между учеными и культурному сотрудничеству. То есть чтобы двусторонний трек в минимальной степени зависел от взрывных ситуаций, которые неизбежно возникают на Ближнем Востоке. Если нам удастся это сделать, это станет новым типом прагматичных взаимоотношений. И мы хотели бы попытаться первыми построить с Саудовской Аравией такой тип взаимоотношений XXI века – прагматичные, разумные, с прицелом на максимальное использование потенциала двух стран для повышения жизненного уровня народов Саудовской Аравии и Российской Федерации.

Фото: Russia Today

Начинающийся 5-го октября первый в истории государственный визит в Москву главы правящей в саудовском королевстве династии – короля Сальмана Абдель Азиза Аль Сауда – знаменательное и во многих отношениях историческое событие. Ему предстоит стать важной вехой на весьма непростом пути развития двусторонних отношений, ведущих отсчет еще с XIX века.  После того как в 1926 году Советский Союз первым среди мировых держав признал новое государство на Аравийском полуострове, отношения между нашими странами знали как взлеты, так и длительные периоды отчуждения в годы «холодной войны» прошлого века и недавно – с 2011 по 2015 год.

Первый шаг на пути к сближению был сделан в сентябре 2003 года во время визита в Москву тогдашнего наследного принца Абдаллы. Он ознаменовался подписанием целого ряда двусторонних соглашений. Одним из важнейшим было соглашение о сотрудничестве в области нефти и газа. Его результатом стало появление на саудовском рынке двух крупных российских компаний – НК «Лукойл» ОАО «Стройтрансгаз». Несмотря на все трудности, связанные с выходом на совершенно новый рынок, обе компании добились успеха – «Лукойл» обнаружил месторождение газового конденсата, а «Стройтрансгаз» успешно осуществил проект строительства нефтепровода «Шейба – Абкейк», получив высшую оценку заказчика – Saudi Aramco.

Однако последовавшее за этим позитивное развитие двусторонних отношений было прервано в 2011 году конфликтом в Сирии, в котором наши страны заняли противоположные позиции. После прихода к власти в январе 2015 года короля Сальмана и встречи в Санкт-Петербурге его сына – тогда преемника наследного принца Мухаммеда бин Сальмана с российским лидером в июне того же года завершился четырехлетний период отсутствия всяких отношений. Достигнутые договоренности были восприняты как позитивный ответ королевства на неоднократные призывы России к развитию экономического и инвестиционного сотрудничества с КСА вне зависимости от внешнеполитических разногласий.

На той же встрече в июне 2015 года глава РФ направил приглашение королю Салману посетить Россию, которое было принято. Но и после этого сроки визита несколько раз переносились,

пожалуй, прежде всего из-за нехватки доверия и благоприятной атмосферы в двусторонних отношениях на фоне противостояния в Сирии. Были, видимо, и ожидания, что одна из сторон пойдет на уступки ради каких-то материальных приобретений.

Тем не менее благодаря политической воле высших руководителей двух стран – президента В.В. Путина и короля Сальмана - усилия по налаживанию взаимопонимания как в политических, так и в торгово-экономических вопросах, не прекращались.

Что же сделало возможным проведение визита сегодня?

Как и в 2003 году, сближение двух стран продиктовано необходимостью сотрудничества в области нефти, от которой обе страны все еще находятся в немалой зависимости. Понеся серьезные потери в результате сохранения низких цен на углеводородное сырье на мировом рынке, Россия и Саудовская Аравия на собственном опыте убедились в правильности изречения, что «сотрудничество – лучший вид конкуренции». Преодолев разногласия, стороны пришли в декабре 2016 года к соглашению о сотрудничестве ради стабилизации нефтяного рынка и установления т.н. «справедливых» цен на нефть, устраивающих как производителей «черного золота», так и его покупателей.

И стабильность рынка, и приемлемость цен – принципиально важные условия для преодоления экономических вызовов, стоящих как перед Россией, вынужденной противостоять западным санкциям, так и для королевства, вставшего на путь радикальных реформ  ради избавления от сырьевой зависимости и диверсификации экономики. Стратегия преобразований в экономической, социальной и общественно-культурной жизни сформулирована в документе под названием «Видение 2030», инициатором которого выступил король Сальман.

Взаимопонимание,

достигнутое на этой почве, привело к установлению конструктивного диалога между главами энергетических ведомств  А.В.

Новаком и Халедом аль-Фалихом, договорившихся и впредь «делать все возможное» для стабилизации цен. Нашли общий язык и главы нефтяных гигантов: «Роснефти» и Saudi Aramco – И.И. Сечин и Амин Насер. Результат - беспрецедентное в истории соглашение о сотрудничестве на рынках азиатских стран, таких как Индия,

Индонезия и других. Эксперты не исключают приглашения российских компаний на реализацию мега-проектов в Саудовской Аравии и участия Saudi Aramco в разработке арктических проектов в России.

Однако нефть и газ – не единственная сфера сотрудничества между двумя странами. Тем более с учетом перспектив, которые создает Стратегия реформ, открывающая страну для иностранных компаний.

По мнению обеих сторон,

наиболее крупной и перспективной областью сотрудничества может стать ядерная энергетика, где Россия занимает лидирующие позиции в мире.

Другая высокотехнологичная отрасль – освоение космоса. Здесь речь идет скорее об углублении сотрудничества, в ходе которого российскими ракетоносителями уже запущено несколько спутников, сконструированных в Саудовской Аравии.

Широкие перспективы открываются в такой высокотехнологичной сфере как военно-промышленный комплекс. Россия – общепризнанный производитель новейших образцов военной техники, а КСА – крупнейший в мире импортер вооружений, принявший решение создать собственное производство оружия при участии иностранных фирм.

Неограниченные возможности для сотрудничества двух стран существуют в агро-промышленном комплексе России, в добыче и переработке полезных ископаемых, на развитии которой делают акцент авторы стратегии реформ и в которой у российской стороны имеется обширный опыт.

В перечень перспективных отраслей можно добавить деревообработку и производство мебели, транспортное машиностроение и автомобилестроение, гражданское строительство, медицина,

поставки питьевой воды и многое другое.

Представляется, что ведомствам и бизнесу двух стран стоит определить основные направления сотрудничества, открывающиеся благодаря реализации «Видения 2030», и зафиксировать их в отдельном документе.

Думается, что важнейший политический фактор, обусловивший визит в Москву саудовского монарха, – это заинтересованность в стратегическом сотрудничестве с целью стабилизации положения на Ближнем Востоке в целом и прежде всего в такой стране как Сирия,

за сохранение суверенитета и территориальной целости которой выступают как Москва, так и Эр-Рияд. Совпадение позиций двух стран не только по Сирии, но и по Ираку, Йемену и Ливии подтвердили недавно главы МИД двух стран. Показательна статистика ООН, где Москва и Эр-Рияд занимают схожие позиции по более 90% международным вопросам.

Решающий вклад России в борьбу против ИГИЛ заметно повысил авторитет Москвы в регионе, в том числе и в Саудовской Аравии. Сближение с Россией укрепляет позиции королевства в регионе и открывает новые возможности для взаимодействия двух стран на пути восстановления стабильности на Ближнем Востоке. В партнерстве с Эр-Риядом военная мощь и добрые отношения России с большинством стран региона могут послужить катализатором позитивных процессов.

От действий России и Саудовской Аравии зависит так много, что встреча в верхах в Москве просто обречена дать новый импульс всестороннему развитию двусторонних отношений как в интересах народов двух стран, так и в интересах стабильности на Ближнем Востоке и в мире в целом.

Статья для издания Arab News

Фото: РИА Новости / Сергей Гунеев

В чем суть «Видения 2030» и чем Россия интересна Эр-Рияду?

Уже более года Саудовская Аравия живет в соответствии с «Видением 2030» [1] – программой радикальных реформ в экономической и социальной областях, определившей направление развития королевства в предстоящие годы. Она стала основополагающим документом, новым вектором развития, в соответствии с которым сегодня строится вся жизнь в королевстве.    

Что же представляет собой «Видение 2030», или, как его официально называют, «Стратегия Королевства Саудовская Аравия 2030?»

По сути дела, это продолжение реформ, начатых королем Салманом сразу после восшествия на трон в январе 2015 года. В их числе – волевое изменение правил престолонаследия, приведшее к руководству страны молодое поколение внуков короля-основателя Абдель Азиза, сокращение государственных субсидий, решение о введении впервые в истории страны Налога на добавленную стоимость (НДС) и акцизов на табак и другие вредные для здоровья товары. Уже эти шаги свидетельствовали об отходе от прежней экономической модели, основанной на патерналистских принципах обеспечения благосостояния подданных путем субсидирования государством нереально низких цен на бензин, воду и электроэнергию. По этой причине потери бюджета в последние годы исчислялись десятками миллиардов долларов.

Весьма серьезный удар по казне королевства был нанесен в результате сохранявшихся в 2014-2016 годы низких цен на нефть: убытки бюджета достигли $ 97,6 млрд. в 2015 году и $79,2 млрд. – в 2016. В 2017 запланировано его сокращение до $ 52 млрд [2].

Горький вывод, который было вынуждено сделать руководство Саудовской Аравии, заключается в том, что доходы от экспорта нефти уже не могут служить надежной основой устойчивого экономического развития. Такой основой может быть только многоотраслевая экономика, производящая различные товары и услуги.

Результатом осознания этой истины стало указание короля Салмана государственному Совету по экономике и развитию разработать проект «Стратегии Королевства Саудовская Аравия для претворения в жизнь стремления сделать страну примером для всего мира на всех уровнях».  Главой Совета был и остается сын и единомышленник короля, занимающий сегодня посты наследного принца, заместителя премьер-министра и министра обороны принц Мухаммед бин Салман. Именно он возглавил работу по формированию принципиально новой модели развития королевства.

Изложенная в документе стратегия основывается на трех основных направлениях:

—    формирование динамичного общества, что рассматривается как важнейшее условие для создания прочной основы экономического развития.

—    создание процветающей экономики – рассматривается не как не самоцель, а как «средство для создания благоприятных условий для каждого.

—    развитие государственного сектора путем создания «эффективного, прозрачного, подотчетного инициативного правительства, достигающего высоких результатов» [3].

Залог успеха Стратегии ее авторы видят в международном статусе Саудовской Аравии, являющейся «сердцем арабского и исламского мира» благодаря находящимся на ее территории святыням в Мекке и Медине. К другим факторам успеха они относят «колоссальный инвестиционный потенциал», а также решимость руководства превратить королевство «в глобальный торговый узел и врата мира» [4].

Основной упор сделан на диверсификацию экономики, увеличение производственного потенциала, повышение доли частного сектора в хозяйственной жизни. Вместе с тем получат дальнейшее развитие три нынешних «столпа» экономики: нефть и газ, химия и добыча полезных ископаемых.

Наряду с этим правительство намерено поддерживать перспективные отрасли экономики. Причем в производственном секторе будет делаться все необходимое для увеличения доли отечественного производителя и проводиться политика импортозамещения. В отличие от предшествующих десятилетий, когда королевство являлось чистым импортером машин и оборудования, принято решение сделать обязательной практикой включение в импортные контракты статьи о налаживании сборочного производства на территории королевства с постепенной локализацией. Это требование распространяется на все отрасли, включая энергетическую и военно-промышленную.

В рамках курса на создание собственных производственных мощностей в Восточной провинции с участием местных и иностранных компаний предусматривается возведение целого Энергетического промышленного города, где будут построены десятки предприятий по выпуску любой продукции, которая может потребоваться для нужд нефтегазового сектора.  Поставлена задача удвоить добычу газа и создать общенациональную сеть по его доставке в самые различные районы страны. Здесь есть над чем поработать российским компаниям.

Основными отраслями промышленности, которые подлежат развитию в первую очередь наряду с горнодобывающей, являются: автомобильная, сталелитейная, алюминиевая, фармацевтическая и туристическая.

Важная роль в Стратегии отводится созданию отечественного военно-промышленного комплекса. Сегодня из огромных военных затрат — c 2014 года Саудовская Аравия, по данным британской компании IHS Jane`s, стала крупнейшим импортером оружия в мире, только два процента идут отечественному производителю. В этой связи поставлена задача к 2030-му году более 50% военного оборудования производить внутри страны.

Инвестиционный потенциал

Одной из важнейших задач в деле преобразования экономики авторы документа считают максимизацию инвестиционного потенциала путем приватизации части государственного сектора.

Этим целям, в частности, будет служить частичная — 5-процентная приватизация в 2018 году национальной нефтегазовой корпорации Saudi Aramco и передача полученных средств Суверенному фонду благосостояния Саудовской Аравии. Благодаря этому он должен стать самым большим в истории инвестиционным фондом с капиталом 2 триллиона долларов США. Фонд призван оказывать содействие в создании новых стратегически важных секторов, требующих особого финансирования.

В соответствии с Программой стратегического трансформирования компания Saudi Aramco будет превращена в глобальный промышленный конгломерат, который будет обеспечивать индустриализацию страны в целом.

Наряду с Saudi Aramco приватизации будут подвержены и другие крупнейшие госкомпании.

Интересно, что максимизация инвестиционного потенциала предусматривает спонсирование королевством высокотехнологичных разработок в различных странах мира. Это представляет практический интерес и для российских компаний.

Транзитный потенциал

Фактором, способствующим вступлению Саудовской Аравии в новую фазу индустриализации, развитию экспорта и реэкспорта, является ее транзитный потенциал, обусловленный стратегическим положением королевства на пересечении важнейших торговых путей между Азией, Европой и Африкой в сочетании с обилием энергетических ресурсов и развитой логистикой. И авторы Стратегии намерены в полной мере им воспользоваться путем создания на территории королевства уникального регионального логистического центра.

Обладая самой большой экономикой на Ближнем Востоке и ВВП, составляющим 2,4 триллиона саудовских риалов (640 млрд долл.), Саудовская Аравия намерена укреплять двусторонние связи и экономическую интеграцию с другими странами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива с тем, чтобы завершить процесс формирования Общего рынка… и создания единой сети автомобильных и железных дорог на Аравийском полуострове.

Еще одна инновация — создание особых экономических зон в различных районах страны, к которым будет применяться особое законодательство.

Принципы ислама

В документе особо отмечается, что, как и прежде, «принципы ислама являются основой для реализации стратегии реформ», а ислам и его учение «остаются стилем жизни, основой всех законов, решений, действий и целей» [5].

Социальный сектор

Несмотря на то, что уровень благосостояния в Саудовской Аравии считается одним из самых высоких в мире, в королевстве есть и непростые социальные проблемы. Самая острая из них – безработица, прежде всего среди молодежи — около 70% населения составляют люди до 30 лет, особенно среди женщин [6].

Согласно «Видению 2030», ключом к скорейшему решению проблем занятости должно стать Малое и Среднее Предпринимательство, развитию которого руководство страны намерено оказывать всяческую поддержку – финансовую, юридическую и административную.

Среди других обязательств, которые взяло на себя руководство страны, - рационально использовать ресурсы, сохранять стабильность цен в долгосрочной перспективе, не вводить, за исключением НДС, никаких налогов на доходы населения.

Внешняя политика на службе реформ

Развивать экономику правительство Саудовской Аравии намеревается на основе самых передовых технологий, которые оно намерено перенять у наиболее развитых стран, прежде всего, США. Во время визита Дональда Трампа в Саудовскую Аравию 20-21 мая 2017 года было объявлено, что в ближайшие годы общая сумма инвестиций в проекты в обеих странах должна составить $380 млрд. долларов. При этом Саудовская Аравия вложит в американскую экономику около 40 млрд долл. [7]. Главы двух государств подписали совместную «Декларацию о стратегическом видении» и отметили, что все подписанные ими документы будут «самым непосредственным образом содействовать реализации «Видения 2030» путем создания тысяч новых высокотехнологичных рабочих мест в новых экономических секторах» КСА. (Там же).

Результативным оказалось и официальное турне короля Салмана в марте 2017 года в Малайзию, Индонезию, Японию и Китай. Подписанные в ходе визитов соглашения предусматривают более глубокое вовлечение Саудовской Аравии в нефтепереработку и нефтехимию в регионе АТР.

Наиболее продуктивным стал визит короля в Китай. Подписанные контракты на сумму около $65 млрд предусматривают строительство энергетических, нефтеперерабатывающих, нефтехимических и других объектов в обеих странах [8].

«Видение 2030» и перспективы развития экономических связей с Россией

Даже беглое ознакомление с «Видением 2030» позволяет сделать вывод о том, что королевство настроено распахнуть двери для взаимодействия с зарубежными странами. Если раньше основой благополучия были доходы от нефти, то теперь, говорят саудовские руководители, развитие королевства будут обеспечивать инвестиции.

Входит ли Россия в число государств, с которыми Эр-Рияд будет расширять экономические связи? Думается, что да! В отличие от десятилетий «холодной войны», когда Саудовская Аравия стояла на стороне Запада и полностью игнорировала СССР, сегодня в королевстве не скрывают заинтересованности в развитии связей с Россией. Об этом свидетельствуют полтора десятка соглашений, подписанных во время и после визита принца Мухаммеда бин Салмана в Санкт-Петербург в июне 2015 года. А в ходе недавнего визита в Москву в мае 2017 года принц заявил, что заключенное ранее соглашение между странами ОПЕК и Россией по стабилизации рынка нефти «открыло перспективу установления стратегических связей между двумя странами» [9]. В ходе встречи В.В. Путин и Мухаммед Бин Салман высказались за углубление сотрудничества в области нефти и газа и согласились, что партнерство России и Саудовской Аравии должно продолжаться намного дольше даты окончания действия соглашения об ограничении добычи нефти.

Востребованность курса на укрепление связей с РФ подтвердили результаты недавнего опроса, опубликованные в саудовских СМИ. Они показали, что число молодых саудовцев, считающих Россию главным союзником Саудовской Аравии на мировой арене, в 2017 году по сравнению с 2016 годом увеличилось на 12%, тогда как численность тех, кто таковым считает США, сократилась на 8% [10].

Чем же Россия может быть интересна Эр-Рияду?

Наиболее крупной и перспективной областью сотрудничества может стать ядерная энергетика, где Россия занимает лидирующие позиции в мире. По сообщениям саудовских СМИ, рассматривается вопрос об участии «Росатома» в строительстве нескольких из 16 атомных реакторов, которые планируется построить в королевстве. По мнению министра энергетики РФ А.В. Новака, «ядерная энергетика – одна из главных основ всестороннего сотрудничества между РФ и КСА, включающего различные жизненно важные сферы» [11].

Другая высокотехнологичная отрасль – освоение космоса. Здесь речь идет скорее об углублении сотрудничества, в ходе которого российскими ракетоносителями уже запущено несколько спутников, сконструированных в Саудовской Аравии. Учитывая стремление Эр-Рияда вступить в клуб наиболее развитых стран мира, не приходится сомневаться, что и здесь сотрудничество будет продолжено.

Широкие возможности для развития связей открываются в нефтегазовой отрасли, чему способствует большая заинтересованность обеих стран, сталкивающихся с серьезными экономическими вызовами, в установлении и поддержании справедливых цен на нефть в мире.

Меры по расширению инвестиционного и технологического сотрудничества в области нефти и газа были включены в соглашении о координации действий для стабилизации нефтяного рынка, подписанное в июне 2016 года на саммите G-20 в Ханчжоу министрами энергетики РФ и КСА.

В последние месяцы контакты между главными энергетиками двух стран активизировались. Российскому министру А.В. Новаку, побывавшему в мае в КСА, показали крупнейшее месторождение нефти и газа в пустыне Руб эль-Хали, а его саудовский коллега Халед аль-Фалих был приглашен посетить недавно открытые российские месторождения углеводородов в Арктике. Думается, не только для того, чтобы полюбоваться арктическими пейзажами.

Наряду с этим глава «Роснефти» И.И. Сечин, впервые недавно посетивший штаб-квартиру Saudi Aramco в Дахране, рассмотрел с президентом этой компании Амином Насером перспективы сотрудничества в странах Азии - таких как Индонезия, Индия и других. Эти встречи дали основания агентству Рейтер говорить о «новых отношениях» между Россией и Саудовской Аравией…

Широкие перспективы для развития сотрудничества открываются в такой высокотехнологичной сфере как военно-промышленный комплекс. Россия – общепризнанный производитель новейших образцов военной техники, а КСА – крупнейший в мире импортер вооружений, принявший решение создать собственное производство оружия при участии иностранных фирм. Саудовские военные неоднократно подчеркивали, что их интересует российская продукция военного назначения, такая как оперативно-тактический ракетный комплекс «Искандер», новейшие танки, вертолеты и другая. Принц Мухаммед Бин Салман заявил об этом еще в июне 2015 года. Совсем недавно обе страны заключили предварительное соглашение о поставках Эр-Рияду российского вооружения на общую сумму 3,5 миллиарда долларов. При этом саудовцы поставили условие, что контракт вступит в силу, если им будет передана часть технологий и открыто производство на территории королевства [12].

Вполне возможно, что согласно “Видению 2030”, саудовцы примут участие в разработке и создании новых систем вооружений, например, вертолетов, самолетов и т.д. на российских предприятиях, как это уже делают некоторые другие страны.

Неограниченные возможности для сотрудничества двух стран существуют в агропромышленном комплексе России, куда саудовская сторона готова вкладывать средства с тем, чтобы часть урожая, прежде всего зерновых и других культур, гарантированно экспортировалась в королевство.

Еще одна перспективная отрасль – добыча и переработка полезных ископаемых, на развитии которой делают акцент авторы стратегии реформ и в которой у российской стороны имеется обширный опыт.

На этом перечень перспективных для сотрудничества отраслей не заканчивается. Сюда можно добавить деревообработку и производство мебели, транспортное машиностроение и автомобилестроение, — производство вагонов и внедорожников «Патриот», гражданское строительство, медицина, поставки питьевой воды и многое другое.

Представляется, что ведомствам и бизнесу двух стран стоит определить основные направления сотрудничества, открывающиеся благодаря реализации «Видения 2030», и зафиксировать их в отдельном документе. Кстати, и сам документ, представляет, по мнению автора, интерес для российских экономистов, учитывая сходство задач, стоящих между двумя странами.

Задачи и вызовы, стоящие перед Россией и Саудовской Аравией, и весь ход событий на Ближнем Востоке и в мире все больше подталкивают обе страны в направлении друг друга, делают взаимовыгодное сотрудничество между ними объективной необходимостью.

1. Текст «Стратегии Королевства Саудовская Аравия 2030» цитируется в соответствии с переводом с арабского на русский язык, предоставленным посольством КСА в РФ.

2. Arab News, 22.12.2016.

3. Стратегия Королевства Саудовская Аравия 2030, стр. 14.

4. Выступление принца Мухаммеда бин Салмана, Стратегия Королевства Саудовская Аравия 2030 стр. 5.

5. Стратегия Королевства Саудовская Аравия 2030, стр. 16.

6. Там же.

7. Arab News, 21.05.2017.

8. Рейтер из Сингапура, Arab News, 22.03.2017.

9. Arab News, 31-05-2017.

10. Survey: Saudi youth very optimistic about future, Saudi Gazette, 04-05-2017.

11. Asharq Al-awsat, 25-10-2016.

12. ТАСС 10-07-2017.

Материал опубликован на сайте РСМД: http://russiancouncil.ru/blogs/riacexperts/saudovskaya-nep-i-perspektivy-razvitiya-svyazey-mezhdu-rossiey-i-saudo/

Фото: Flickr/Maher Najm

Шестой раунд переговоров в Астане по Сирии в августе так и не состоялся. Встречу неоднократно анонсировали то в середине, то в конце месяца, но в итоге глава МИД Казахстана Кайрат Абдрахманов сообщил о переносе «Астаны-6» на середину сентября. Глава МИД РФ Сергей Лавров заявил 28 августа: на встрече могут быть юридически закреплены договоренности по созданным трем зонам деэскалации (на юге Сирии, в районе Восточной Гуты и Хомса), а также по формируемой четвертой – в районе Идлиба.

Очевидно, перенос сроков напрямую связан с достижением конкретных договоренностей между гарантами режима прекращения огня и оппозицией. Закрепление четвертой зоны деэскалации упирается в необходимость проведения ограниченной операции по ослаблению коалиции «Хайат Тахрир аш-Шам» (ХТШ), в которой в январе 2017 года растворилась «Джебхат ан-Нусра», или «Джебхат Фатх аш-Шам» (запрещена в РФ). В то же время альтернативные переговорные площадки в Аммане и Каире заменили астанинский формат, обнулили прежние договоренности, намеченные в майском меморандуме «Астаны-4», а также расширили число участников перемирия.

Как работает «Амман»

Одним из главных публичных итогов встречи президента РФ Владимира Путина и его американского коллеги Дональда Трампа в Гамбурге 7 июля 2017 года стало соглашение о прекращении огня на юго-западе Сирии в провинциях Дераа, Кунейтра, Сувейда и о создании в Аммане центра мониторинга соблюдения режима прекращения огня. Не секрет, что до официального объявления эти договоренности долгое время прорабатывались российскими и американскими экспертами в Аммане, и, очевидно, они обновили условия функционирования обозначенной в Астане южной зоны деэскалации, которая не включала Сувейду, но распространялась на Дераа и Кунейтру.

Боевые действия на юге Сирии, несмотря на подписанный майский меморандум о зонах деэскалации, не прекращались. Причем проправительственные силы проводили операции не столько против ХТШ, сколько против групп Сирийской свободной армии (ССА) альянса «Южный фронт», которые опираются на поддержку иорданского центра военных операций MOC (англ. Military Operations Command). Они также были обвинены Дамаском в связях с радикалами (отделением запрещенного в РФ «Исламского государства» «Джейш Халид ибн аль-Валид» и ХТШ) и в срыве соглашений о прекращении огня. Такой, прямо скажем, пропагандистский трюк играет на руку сирийской «партии войны». Это и послужило причиной того, что 34 командира «Южного фронта» подписали заявление о бойкоте пятого раунда «Астаны».

По всей видимости, США и Россия признали невозможным функционирование обозначенной в Астане южной зоны деэскалации на прежних условиях и заключили новое соглашение. Москва добилась закрепления за Вашингтоном ответственности за действия оппозиции и включения его в новые договоренности, а Вашингтон, таким образом, обязал Москву оказывать влияние на Дамаск, Иран и радикальные шиитские группировки. В результате этого соглашения, по данным источников арабских СМИ, проиранские силы должны находиться на расстоянии не менее 40 км от границы с Иорданией и Израилем в то время, как в этой зоне развернута российская военная полиция.

«Сепаратный» Каир

В июне 2017 года пресс-секретарь президента Турции Ибрагим Калын заявил о том, что за режимом прекращения огня в окрестностях Дамаска будут наблюдать российские и иранские военные. Однако 22 июля в Каире Россия и представители оппозиционной фракции «Джейш аль-Ислам» без участия Дамаска и Ирана заключили соглашение по Восточной Гуте, а на въезде в ее кварталы начала дежурить военная полиция РФ. Представители оппозиции заявили «Аль-Арабия», что подписали соглашение только с Россией, а не с сирийским режимом.

Есть все основания полагать, что Дамаск и иранцы уже, в свою очередь, предприняли попытки обнулить египетские договоренности, заключенные вне Астаны. Усилив группировку в районе Джобар 42-й бригадой 4-й дивизии правительственной армии, ими, вероятно, ставилась цель вытеснить фракцию «Файлак ар-Рахман» вместе с боевиками ХТШ в Идлиб и тем самым ослабить боевой потенциал всей Восточной Гуты. В итоге все закончилось новым соглашением, которое в середине августа в Женеве подписали российская сторона и «Файлак ар-Рахман».

31 июля снова в Каире между российскими военными и оппозицией, в первую очередь в лице «Джейш ат-Таухид», были заключены договоренности о зоне деэскалации на севере сирийской провинции Хомс.

На сепаратность двух каирских соглашений указывают заявления членов оппозиционного сирийского движения «Эль-Гадд ас-Сурий» («Завтра Сирии»), которое выступало посредником на переговорах. Сначала о независимости договоренностей по Восточной Гуте от переговорного процесса в Астане заявил официальный представитель Монзер Акбик, затем лидер движения Ахмед аль-Джарба отметил, что документ по Хомсу «не относится ни к одному соглашению, достигнутому либо на региональном, либо на международном уровне».

Перенос схемы

Хотя переговоры на альтернативных площадках не выходят за рамки майского меморандума, они по своему содержанию носят надстроечный и сепаратный характер. С одной стороны, диалог США и России под видом «амманских консультаций» чреват недовольством того же Ирана: он опасается, что площадка в Иордании может заменить астанинский процесс.

С другой стороны, Тегеран также заключал сепаратные сделки с оппозицией, например, в марте 2017 года, которая касалась как эвакуации населения из шиитских анклавов Идлиба, так и выкупа членов правящей семьи Катара, похищенных в Ираке.

Но решение Москвы пойти на дополнительные договоренности и расширение переговорных площадок – без сомнения, грамотный поступок, который открывает возможности для соглашений и даже деконфликтизации других районов Сирии.

Идлиб преткновения

Внутренние преобразования в «Ахрар аш-Шам» и дрейф руководства фракции в сторону Сирийской свободной армии в конце 2016 года привели к самому масштабному ее расширению. С другой стороны – несмотря на параллельный выход из «Ахрар аш-Шам» групп, выступающих за сотрудничество с «ан-Нусрой», раскол на «жесткий» и «прагматичный» блоки внутри фракции сохранился. Это привело к тому, что во время июльского наступления ХТШ в Идлибе группы «Ахрар аш-Шам» легко сдали и границу с Турцией, и центр провинции.

В этих условиях достаточно тяжело сформировать зону деэскалации: костяк ХТШ, выступающий против любых переговоров и позиционирующий себя «настоящими защитниками суннитов» (во многом из-за этого «ан-Нусре» удалось укорениться среди революционного движения), будет пытаться сорвать договоренности. Тем не менее у гарантов перемирия есть шанс провести ограниченную операцию, которая бы отсекла ХТШ от турецкой границы и на этом фоне ослабила группировку. Ведь в ее составе есть исключительно сирийские группы, не разделяющие идеологию «Аль-Каиды» (запрещена в РФ), а примкнувшие к коалиции из-за ее боеспособности и до сих пор не верящие в реальность перемирия.

Статья опубликована в Независимой газете: http://www.ng.ru/dipkurer/2017-09-04/10_7065_astana.html

Фото: ТВЦ

Статья Антона Мардасова и Кирилла Семенова

Несмотря на ожесточенное сопротивление, «Исламское государство» медленно, но верно теряет контроль над территориями в Сирии и Ираке. Не вызывает сомнений, что в перспективе анклавы в Ираке (Хавиджа, Тель-Афар, Аль-Каим) и Сирии (Ракка и города в провинции Дейр эз-Зор) будут освобождены от ИГ.

Как следствие, разрушится идея нового «халифата», а организация возвратится к «исходным условиям»[1] – на положение подпольного повстанческого движения. То есть, к своему некогда привычному состоянию, в котором руководство организации пребывало долгие годы до провозглашения «халифата». Но по сравнению с 2006–2008 годами организация стала в разы сильнее и превратилась в новый террористический транснациональный центр с большой агентурной сетью, активными и «спящими» ячейками и опытом создания административного управления и полноценных вооруженных сил, которые по боеспособности превосходили многие регулярные армии Ближнего Востока.

Исходя из перехваченной документации исламистов, лидеры ИГ начали готовиться к территориальным потерям в Ираке еще в 2015 году. В качестве превентивной меры для конспирации создавались параллельные органы командования, инициатива передавалась на места в пользу автономности действий отрядов. Но главное – в боевых действиях была избрана стратегия, которую можно охарактеризовать, как «чем хуже, тем лучше»: чем больше жертв среди мирного населения, чем острее этноконфессиональные противоречия, чем сложнее восстановить разрушенные города, тем лучше для джихадистов. Это ключевой фактор для жизнеспособности организации и для возможной реинкарнации «халифата» и его полноценных «вооруженных сил», которые понесли серьезные потери. 

«Центральное командование» вооруженных сил «Исламского государства» 

Вооруженные силы «Исламского государства» можно разделить на семь частей, или «родов войск»: пехота, снайперы, противовоздушная оборона, спецназ, артиллерийские силы, «армия невзгод» (аналог МЧС) и «армия халифата»[2]. Кроме того, военные силы ИГ можно разделить, согласно их подчинению, на части «Центрального командования» («Центком») и части «Командования вилайетов» (провинций, границы которых не совпадают с общепринятыми).

Основа сил «Центкома» (ЦК) – «армия халифата», «командования вилайетов» (КВ) – «регулярная армия», состоящая из соединений корпусного типа, размещенных в каждом из вилайетов. В них представлены шесть «родов войск», кроме «армии халифата», в отдельных соединениях которой могут быть также подразделения всех шести «родов войск». Указанная структура затрагивает только территории ИГ в Ираке и Сирии. В «дальних вилайетах» (в других странах) она зависит от возможностей местного командования. Скажем, в вилайете «аль-Харамейн» (Саудовская Аравия) – ИГ представлено в качестве исключительно подпольных террористических ячеек, которые не имеют четкой иерархии.

«Армия халифата» – основа ЦК – была развернута в три отдельных «армии» (jaysh): «Джейш аль-Халифа» (то есть непосредственно «армия халифата»), к которой добавились «Джейш аль-Дабик» и «Джейш аль-Усра». Первая действовала, прежде всего, в районе Мосула, вторая имела, по всей видимости, штаб-квартиру в Ракке, а третья являлась «ударным корпусом» в провинции Алеппо, но все три объединения могли быть переброшены на иные направления в зависимости от ситуации на фронтах. По некоторым данным, планировалось, что численность каждой из «армий» должна составлять 12 000 человек, но, скорее всего, это сильно завышенные оценки и все три объединения в совокупности составляли названную цифру, может, чуть больше.

В эти армии ЦК входили различные соединения для действий на всех подконтрольных ИГ территориях Ирака и Сирии. Такие военные части ИГ называют арабским словом «nukba», то есть «элитные». Эти силы могут свободно маневрировать и перебрасываться на угрожаемые направления или, наоборот, в те районы, где необходимо организовать наступления. Обычно они выступали в качестве подкреплений, решающего резерва или «ударного кулака» и действовали в тесном взаимодействии с силами «вилайетов».

Кроме того, до сих пор существуют особые подразделения, не входящие ни в одну из названных «армий» ЦК, например, «Батальоны Баттар»[3], укомплектованные преимущественно выходцами из стран Магриба. Главную роль в них играют ливийцы, многие из которых опытные боевики, прошедшие Афганистан и Боснию, участвовавшие в восстании против Каддафи и затем перебравшиеся в Сирию, где примкнули к ИГИЛ. В составе батальонов также есть граждане Бельгии арабского, прежде всего, североафриканского происхождения. Эти подразделения – самостоятельная военная структура, по сути, «лейб-гвардия», подчиненная непосредственно «халифу» – Абу Бакру аль-Багдади. Собственно, личную охрану лидера ИГ и других высокопоставленных лиц осуществляют бойцы этих батальонов. По некоторым данным, в основном – тунисские граждане и бывшие иракские специалисты, служившие в структурах безопасности партии БААС. Также эти подразделения в свое время формировали особые «ликвидационные команды», которые отвечали за убийства тех, кто отказывался дать присягу аль-Багдади. Кроме того, представители «Батальонов Баттар» участвовали в организации и возглавили филиал ИГ в Ливии со столицей в Сирте, который осенью 2016 года был отбит «Бригадами Мисурата».

Также самостоятельной структурой исламистского «Центкома», по некоторым данным, были батальоны спецназначения «Группы центрального командования», которыми руководил[4] гражданин Грузии Тархан Батирашвили, более известный как Абу Умар аш-Шишани. Эти подразделения в основном были укомплектованы русскоязычными представителями народов Кавказа и гражданами республик СНГ. После гибели аш-Шишани и больших потерь в личном составе, по некоторым данным, бойцы батальонов вошли в состав русскоязычной бригады снайперов «Аль-Фуркан», которая вместе с бригадой «Тарик ибн Зияд» действовала в Мосуле. Последняя была названа[5] в честь исламского полководца, покорившего Аль-Андалус, то есть королевство вестготов на Пиренейском полуострове. Название формирования указывает и на ее национальный состав, в которой воевали в основном франкоязычные жители арабского Магриба, выходцы из Алжира, Мавритании, Марокко, Туниса, многие из которых прибыли из Европы, где успели обзавестись гражданством ряда государств ЕС.

Еще можно выделить «Бригаду Нахаванд», которая комплектовалась представителями народов Индостана, Юго-Восточной Азии, Индонезии и которая в Мосуле специализировалась на засадах, пользуясь сетью подземных тоннелей. Среди соединений ЦК, действующих в Сирии, можно также упомянуть дивизии «Табук» и «Мута».

В состав сил ЦК включались и механизированные соединения, оснащенные бронетанковой техникой. Достоверно известно об одной такой военной части – 3-й механизированной бригаде, которая действовала в Ираке. Однако большие потери ИГ в бронетанковой технике во время битвы у Кобани (ноябрь 2014 – январь 2015) могут свидетельствовать о существовании еще одной такой бригады – сирийской.

 «Командования вилайетов» 

В ИГ у каждого назначенного главы провинции («вали») обязательно существовал заместитель по военным делам («военный эмир» провинции), которому подчинялись командиры «дивизий» этого вилайета. Количество таких соединений в каждой из провинций в Сирии и Ираке могло доходить до четырех. «Дивизия вилайета», в свою очередь, состояла из двух полков, каждый полк – из четырех рот, каждая рота – из трех взводов. Кроме того, в составе «дивизии» присутствовали артиллерийско-минометный дивизион, танковый батальон и средства ПВО[6]. Таким образом, численность подобного соединения вряд ли может превышать 1500–2000 бойцов.

Также следует упомянуть и так называемые локальные, или местные силы. Они были подчинены КВ, но являлись гарнизонами отдельных населенных пунктов. Поэтому их часто выделяли в качестве отдельного вида вооруженных формирований, наряду с силами ЦК и КВ согласно подчиненности.

Кроме того, ИГ предпринимало попытки создать «иррегулярные силы» путем привлечения к «службе» племена Ирака и Сирии. По некоторым данным, для этой цели было создано специальное министерство «Диван аль-Ашаер» («министерство племен»). Однако его работа оценивается весьма скромно: большинство племен ирако-сирийского пограничья отказались войти в военную структуру ИГ, поплатившись за это убийствами своих членов, как племя Шайтат в Сирии или Аль Бу Нимр в Ираке. Некоторые племена все-таки присоединялись к ИГ, но в основном из-за того, что были поставлены перед выбором: или «халифат», или ополчение «Хашд аш-Шааби», в котором, несмотря на все попытки введения ряда его формирований в состав армии накануне наступления на Мосул, главную роль играют радикальные шиитские группировки.

 Оснащение военных формирований ИГ техникой и вооружением 

Основным источником пополнения ИГ своего парка военной техники и арсеналов были и остаются военные трофеи. Так, в ходе захвата Мосула и последующего «блицкрига» ИГ в Ираке летом 2014 года были захвачены военные базы и склады с вооружениями иракской армии. Это позволило значительно увеличить мобильность соединений ИГ, оснастив их различными видами транспортных средств. В частности, среди захваченных в боях с иракской армией образцов ВВТ было до 2300 американских внедорожников HUMVEE[7]. Также в Ираке было захвачено несколько десятков танков советского образца Т-55 и Т-72, китайских Т-69, американских семейства М1, а также более 100 ББМ: американских БТР M1117 и M113, советских МТ-ЛБ и БМП-1 и украинских БТР-80УП и БТР-4 (четыре и две единицы соответственно). Однако эти оценки приблизительные и касаются машин без видимых повреждений, в действительности в строй могло войти значительно больше.

Увеличение оперативной мобильности соединений ИГ за счет военных трофеев в Ираке позволяло в сжатые сроки перебрасывать силы ЦК с иракского ТВД на сирийский и наоборот. Это также обусловило стремительное продвижение ИГ в Сирии, где исламисты во второй половине 2014 года смогли нанести серьезные поражения сирийской оппозиции, а также своему конкуренту по «джихадистскому спектру» – «Фронту ан-Нусра», отбив обширные территории, включая город Ракка, ставший затем неофициальной столицей «халифата».

В боях с формированиями сирийской оппозиции ИГ смогло пополнить и собственные военные арсеналы, особенно за счет блокированных в провинциях Ракка и Дейр эз-Зор гарнизонов сирийских повстанцев, которые были вынуждены или сложить оружие, или перейти на сторону ИГ. До этого оппозиция захватила базу 17-й дивизии в Ракке, где оставалось достаточно боеприпасов и военной техники, которая затем попала к ИГ. Скажем, в ноябре 2014 года только на сирийском фронте ИГ достоверно располагала 117 танками (21 – Т-72, 15 – Т-62, 81 – Т-55) и несколькими 122-мм САУ 2С1 «Гвоздика». Основой огневой мощи соединений ИГ в Сирии были батареи, оснащенные 122-мм буксируемыми гаубицами Д-30 (зафиксировано как минимум 20 таких орудий, но в действительности – в разы больше), 130-мм пушками M-46 (минимум 34 единицы), а также РСЗО БМ-21 «Град» (минимум 11 единиц).

Основным противотанковым средством соединений ИГ, кроме имевшихся в большом количестве гранатометов, выступали ПТРК-ПТУР «Конкурс». Хотя на вооружении ИГ были отмечены и иные образцы ПТРК – «Малютка», «Фагот», «Корнет», «ХОТ», но, вероятно, к «Конкурсам» было больше боезапаса. При этом в Сирии и Ираке ПТУР стали применяться настолько массово, что нередко использовались не только для поражения автомобилей и скопления живой силы, но и для контрснайперской борьбы.

Джихадистские соединения ПВО располагали большим количеством 23-мм спаренных ЗУ-23-2 пушек и 14,5-мм КПВТ. В то же время они способны лишь ограниченно противостоять вертолетам, а имеющихся у ИГ ПЗРК советского («Стрела-2»), китайского (FN-6) и северокорейского (Hwaseong-Chong) производства явно недостаточно для эффективного противодействия авиации международной коалиции или ВКС РФ.

Подчеркнем, что в настоящий момент сложно оценить, какой военной техникой располагает ИГ, из-за ее массовых потерь в 2016 году. Активная деятельность авиации коалиции и ВКС РФ не оставляет механизированным и бронетанковым подразделениям ИГ шанса для маневров, так как они становятся легкой добычей ВВС. Поэтому часть бронетанковой техники, прежде всего БМП-1, находила широкое применение в качестве «самоходных мин», управляемых смертниками. В основном все оказавшиеся в руках ИГ БМП переоборудовались в подобные «живые мины», в то время как в качестве транспортных средств ИГ предпочитало использовать легкие джипы-«технички» и НUMVEE.

 Комплектование 

В Сирии и Ираке комплектование осуществлялось за счет как местных резервов, так и «переселенцев» из иных стран и регионов, количество которых после провозглашения «халифата» увеличилось. При этом военная служба являлась добровольной, но в последнее время на фоне территориальных потерь на всех фронтах отмечается принудительная мобилизация молодежи, хотя формально это делается якобы с их согласия.

После того как с одной стороны Турция и подконтрольные ей отряды оппозиции, а с другой – курдско-арабский альянс «Демократические силы Сирии» закрыли сирийско-турецкую границу и оттеснили от нее ИГ, поток иностранцев в организацию значительно сократился. Однако и в настоящее время остается открытым один коридор для перехода в ИГ. Этот путь начинается в Турции и идет далее через контролируемые повстанцами районы провинции Идлиб и Хама, после чего желающие попасть в «халифат» должны перейти еще и трассу М-5 Дамаск – Алеппо, которую контролируют силы, лояльные Асаду. Пропускная способность такого маршрута очень низкая – буквально десятки человек, что не идет ни в какое сравнение с тем периодом, когда каждый месяц сирийско-турецкую границу переходили до 500–1000 будущих боевиков ИГ. Многих из пытающихся пробраться в ИГ арестовывают службы безопасности оппозиционных группировок в Идлибе. Радикалы из структуры «Хайат Тахрир аш-Шам», в которой растворилась «ан-Нусра», также проводят рейды по выявлению ячеек ИГ на подконтрольных ей территориях в провинции Идлиб.

В настоящее время неизвестно, остались ли еще какие-либо лагеря подготовки новоприбывших боевиков ИГ из числа как местных жителей, так и переселенцев. Ранее на подобных объектах все желающие стать «воинами халифата» должны были пройти курс идеологической и боевой подготовки: для «ансаров» (тех, кто родом из Ирака и Сирии) подготовка длилась 30–50 дней, для «мухаджиров» (переселенцев из других стран) – в течение 90 дней.

 Боевые действия 

Для захвата территорий ИГ использовало не только силовые методы, но и «мягкую силу». Сначала в городах создавались своеобразные миссионерские структуры, которые под прикрытием курсов арабского языка и религиозных лекций проводили разведку территории, включая сбор компромата на влиятельных членов племен, старейшин, командиров ополченских структур и отрядов оппозиции. Классический пример – захват Ракки: весной 2013 года, после взятия города сирийской оппозицией, там сначала появился «просветительский центр», затем туда стали потихоньку просачиваться бойцы силовой поддержки, а осенью – уже назначенный ИГ эмир на встрече с местными старейшинами и представителями повстанцев потребовал сдать город.

Действия ИГ непосредственно в бою похожи на тактику повстанческих и террористических групп, разница только в высокой дисциплине и мотивированности бойцов, а также в некоторых приемах, которые хорошо отточены боевиками. В целом наступательные действия ИГ строились по следующей схеме: артподготовка – массированный огонь для прикрытия движения «шахид-мобилей» (цель которых – вскрыть оборону противника) – массированный огонь с основного направления для выдвижения штурмовых групп с флангов. При этом в боях, конечно же, применяются уловки вроде переодевания в форму противника. Например, в боях за Ракку группа исламистов, маскируясь под курдских бойцов YPG, неожиданно атаковала реальных курдов.

В оборонительной тактике упор делается на массированный снайперский огонь (в Ракке винтовки получили даже люди, которые работали в административных органах «халифата»), использование подземных коммуникаций, применение смертников и постоянные контратаки. При этом иностранцы, которые не могут просочиться под видом местных жителей, сбрив бороды, как правило, стоят до конца, а местные часто выполняют роль «второго эшелона». То есть устраивают диверсии в уже освобожденных районах города.

Формально бойцов ИГ на поле боя (в том числе при проведении диверсии или теракта) можно разделить на три типа, которые, в свою очередь, делятся на подтипы: это собственно «пехота» с легким стрелковым оружием, РПГ и ПТРК; «истишхади» – смертники для прорыва обороны противника и причинения ущерба его живой силе; «ингимаси» – «взрывающиеся» штурмовики, подготовленные бойцы для операций и действий на сложных направлениях, которые носят «пояса» смертников, но подрывают их только при необходимости. Скажем, в №11 журнала ИГ «Румия» комбинированные атаки в Тегеране описаны следующим образом: первая группа «истишхадиев» – подорвали себя у мавзолея Хомейни, вторая группа «ингимасиев» из трех человек атаковала здание парламента.

Таким образом, сильное оружие ИГ – это высокомотивированные бойцы, которые для обороны города нередко дают «присягу на смерть», составляющие мобильные группы. Как только ИГ переходило от «терзающей» тактики маневренных отрядов к операциям с привлечением сравнительно большого количества живой силы и техники, они быстро проваливались из-за массированных ударов авиации.
Статья опубликована в издании "Новый оборонный заказ. Стратегии": http://dfnc.ru/yandeks-novosti/voennaya-struktura-islamskogo-gosudarstva/

Фото: из открытых источников


 

[1] http://carnegie.ru/commentary/71349

[2] http://www.aymennjawad.org/2015/06/islamic-state-training-camps-and-military

[3] https://www.bellingcat.com/news/mena/2016/02/16/tip-of-the-spear-meet-isis-special-operations-unit-katibat-al-battar/

[4] http://www.aymennjawad.org/2016/01/an-account-of-abu-bakr-al-baghdadi-islamic-state

[5] http://www.independent.co.uk/news/world/middle-east/isis-iraq-foreign-fighters-return-europe-refusing-fight-sick-notes-a7567131.html ,

[6] http://www.ayn-almadina.com/details/The%20Military%20Structure%20of%20the%20%22%20Islamic%20State%20%22%20in%20%22Wilayat%20al-Khair%20%22%20%28Deir%20ez-Zour%20province%29%20%20%20%20/2998/ar

[7] http://www.naharnet.com/stories/en/180602-pm-says-iraq-lost-2-300-humvee-armored-vehicles-in-mosul

Авторы материала не оправдывают терроризм и выступают за все виды борьбы с ним, однако контртеррористическая стратегия не допускает упрощений и требует всеобъемлющих методов. Особенно это относится к сирийскому конфликту, где радикальные силы стали частью повстанческого движения, чем в политических и военных целях пользуются в Дамаске, объявляя всю вооруженную оппозицию «террористами». В конце декабря Россия опубликовала на сайте военного ведомства список умеренных групп и запустила переговорный процесс в Астане, тем самым сделала верный шаг в сторону урегулирования сирийского конфликта.

Но тема борьбы с радикальной структуры «Хайат Тахрир аш Шам» (ХТШ), где растворилась «Джебхат ан-Нусра»/ «Джебхат Фатх аш-Шам», до сих пор дискутируема как в Вашингтоне, так и Анкаре. Прямо этот вопрос стоит и перед Москвой, которой формально принадлежит инициатива создания «зон деэскалации». В настоящее время уже не является проблемой размежевание оппозиции, поскольку, как показывает практика, любое более-менее устойчивое перемирие при отсутствии необходимости бороться против общего противника способствует противостоянию умеренных фракций с радикальными структурами. Провинция Идлиб и примыкающие к ней участки Латакии, Алеппо и Хамы – одна из четырех «зон деэскалации», но главное – это территория растущей конкуренции между двумя крупнейшими объединениями – связанного с «Аль-Каидой» ХТШ и «Ахрар аш-Шам», под крылом которого находятся другие группы оппозиции подобного спектра.

Формирование антитеррористической дуги

«Зоны деэскалации» - достаточно вольный термин. Его общий смысл вроде бы ясен, но трактовки могут разниться. Теоретически «зона дескалации» подразумевает снижение интенсивности боевых действий, но не исключает проведение каких-либо операций. Отсюда опасения суннитской оппозиции и ряда внешних игроков, что инициатива Москвы – всего лишь уловка, играющая на руку Дамаску, которая позволит «одомашнить» и ослабить повстанцев, чем в среднесрочной перспективе может воспользоваться режим Асада и заинтересованный в его сохранении Иран - для их полного подавления. Однако такой сценарий – самый негативный. Наступление проправительственных войск на Идлиб, очевидно, сплотит все повстанческие группировки перед общей угрозой и приведет к новым коалициям радикальной и умеренной оппозиции, то есть к еще большему укоренению «Аль-Каиды» в Сирии, вызовет новый гуманитарный кризис и волну беженцев. Численность населения провинции как минимум 1 млн человек, провинциальный совет Идлиба дает цифру в 2-2,2 млн человек. Естественно, в такой операции большие потери понесут и наступающие, поэтому Дамаск и Иран постарались бы втянуть в нее Россию.

Представляется, что Москве важно сохранять здесь баланс: с одной стороны, укреплять свои позиции в Сирии, с другой – не ассоциироваться полностью с режимом Асада и шиитским Ираном. Это можно сделать только поиском альтернативных решений для урегулирования сирийского кризиса и, несмотря ни на что, продолжением диалога с США, Израилем и монархиями Персидского залива. Который, кстати, нужен не только для Сирии, но и для решения других проблем, с которыми сталкивается Россия.

Но борьба с «Аль-Каидой» - дело не только умеренной оппозиции, которая на поле боя часто проигрывает более опытным и хорошо подготовленным боевикам. Хотя, конечно радикализация оппозиции с начала сирийского восстания играла и продолжает играть на руку режиму Асада и Ирану (откровенно говоря, они также приложили к этому процессу много усилий, например, выпустив из тюрем джихадистов для дискредитации революционного движения), что до сих позволяет называть любые группы оппозиции «террористами», в том числе состоящие только из сирийцев и бывших военнослужащих САА.

Сценарий российско-турецких действий в Идлибе, по всей видимости, не снят с повестки дня, но он, так или иначе, сопряжен с курдским вопросом – «изъятием» у SDF арабских поселений в районе Тель-Рифата, что напрямую связано с операцией по взятию Ракки. По той информации, которая есть, этот сценарий всерьез прорабатывался Москвой и Анкарой. Он допускает соединение через Тель-Рифат анклавов оппозиции в Идлибе и на севере Алеппо (зона проведения турецкой операции «Щит Евфрата»), введение турецких сил со стороны границы с Идлибом – в деревню Атма (Atma) до города Дарат Изза (Darat Izza) и развертывание миротворческого контингента на горе Шейх Баракат (Sheikh Barakat Mountain) в западном Алеппо для контроля «коридора». Тем самым может быть сформирован плацдарм (в виде дуги) для проведения рейдов против ХТШ. Подобный сценарий позволил бы помочь оппозиции в борьбе с радикальными и террористическими формированиями ХТШ, которые при активизации борьбы с ними будут стараться сорвать общий режим прекращения огня, хотя стратегически заинтересованы в сирийской «тихой гавани», наподобие пакистанской. Но!

Как ни странно, «Аль-Каида» также заинтересована спровоцировать наступление проправительственных войск на Идлиб. Это позволит ей как можно дольше сохранять свои позиции в Сирии, пользуясь при этом поддержкой местного населения.

23 июля пришли сообщения, что ХТШ удалось взять под контроль большую часть центра провинции Идлиб – одноименного города. В данной ситуации внешним игрокам необходимо предпринимать действия по поддержке оппозиции. Понятно, что нынешнее затягивание переговоров играет на руку Дамаску и Ирану, в интересах которых также как можно дольше вести боевые действия и обвинять все группы в «терроризме». Однако это не приведет к стабильности страны и доверию среди суннитского населения.

Опытные джихадисты «Аль-Каиды», опираясь на выработанную стратегию присутствия организации на других «фронтах глобального джихада» умело организовали военное и экономическое присутствие ХТШ в Идлибе, однако из-за отсутствия управленческого опыта они не могут контролировать крупные города провинции. Этот пробел в последнее время они стараются восполнить назначением не иностранцев, а сирийцев в административных органах, находящихся под контролем ХТШ. Под контролем организации также находятся все контрабандные пути на сирийско-турецкой границе от Даркуша (Darkoush) до Гарема (Harem) и военные базы Тафтаназ (Тaftanaz) и Абу Дхур (Abu Dhour). Непонятная ситуация сложилась с ключевым переходом Баб аль-Хава (Bab al-Hawa): 21 июля после боестолкновений ХТШ с «Ахрар аш-Шам» он был формально передан под гражданское управление, однако «Ахрар аш-Шам» там потерял позиции. К слову, и до этого под контролем ХТШ находились КПП, которые позволяли нападать на конвои с гуманитарной и военной помощью для умеренных групп, идущих через переход Баб аль-Хава.

Ослабление ХТШ изнутри

На фоне противоборства ХТШ и «Ахрар аш-Шам» идет процесс выхода групп оппозиции из состава обеих фракций. Группы, несогласные с политикой «Ахрар аш-Шам», его дрейфом в сторону Сирийской свободной армии и формированием единого командования «северо-западной оппозицией» уходят к ХТШ, и наоборот – некоторые «батальоны» выходят из ХТШ для того, чтобы примкнуть к «Ахрар аш-Шам» или даже занять нейтральную позицию. Так, 20 июля о своем выходе объявила фракция «Нуреддин аз-Зенки», путь которой от Свободной сирийской армии до присоединения к ХТШ довольно примечателен.

Она была одной из ведущих фракций в провинции Алеппо и играла важную роль во всех операциях, проводившихся вокруг и в одноименной столице. «Нуреддин аз-Зенки» стала лидирующей группировкой в объединении повстанческих фракций «Фатх Халаб», и естественно, что руководство «Зенки» взяло курс на достижение окончательного доминирования как в провинции Алеппо, так и в рамках «Фатх Халаб», рассчитывая на помощь как Саудовской Аравии (группировка была салафитской, но не джихадистской), так и США. Тем не менее, фракция не смогла справиться с этой задачей, а ее амбиции на этом направлении вступили в противоречия с теми же «Ахрар аш-Шам» и «Джебхат Шамия». Попытки «Нуреддин аз-Зенки» силовым путем добиться признания своей ведущей роли вылились в нападения ее бойцов на фракцию «Таджаму Фастаким Камма Умирт». В итоге оппозиция в провинции Алеппо отказалась иметь дело с «Зенки», что побудило ее руководство примкнуть к «ан-Нусре».

То есть, несмотря на то, что в структуре ХТШ сильны позиции людей, связанных с «Аль-Каидой», она не однородна.

Подобная ситуация была и до ребрендинга «Джебхат ан-Нусры»: в рамках структуры существовали, скажем так, договороспособные фракции, состоящие из сирийцев, чье присутствие там было обусловлено, скорее, «конъюнктурными» соображениями, нежели поддержкой идей «всемирного джихада», которые разделяло руководство «ан-Нусры» как филиала «Аль-Каиды». Еще тогда в экспертной среде возникло специфическое определение двух фракций - «тяжелой» «ан-Нусры», состоящей из убежденных сторонников идеологии «Аль-Каиды», и «легкой» - из местных сирийских групп, которые присоединились к структуре в ходе сирийского конфликта, прежде всего, из-за военных соображений. Соответственно, если уничтожение «тяжелой» части «ан-Нусры» (ныне ХТШ) возможно только силовым путем, то с «легкой частью» теоретически возможно достижение договоренностей, но при условии их полного отрыва от ХТШ и растворения в иных повстанческих группировках умеренного спектра.

«Джебхат ан-Нусра» прошла несколько этапов развития в ходе сирийского конфликта пока, наконец, не трансформировалась в объединение «Хайат Тахрир аш-Шам». Собственно, начавшаяся с небольшой группы воевавших в Ираке боевиков, «ан-Нусра» пополнялась как гражданами иностранных государств, так и местными жителями. После разрыва с ИГИЛ и перехода туда многих джихадитских фракций, состоящих из иностранцев, большинство боевиков «Нусры» (по некоторым подсчетам, около 60%) были уже сирийцами.

На определенном этапе руководство организации, нуждающееся в восполнении потерь, даже отказалось от специального «экзамена» для вступающих в группировку кандидатов, где те должны были демонстрировать убежденность в «правильности» идей, методов достижения целей и религиозных основ, исповедуемых сирийским филиалом «Аль-Каиды». После этого «ан-Нусра» становится открытой для вступления в нее сирийцев, от которых не требовалось каких-либо глубоких знаний, что существенно расширило сирийский национальный компонент в организации. Опираясь на него, некоторые руководители «ан-Нусры» пытались предложить новую повестку, целью которой была «легализация» движения и ее дальнейшее растворение среди сирийской оппозиции.

Такой фигурой, например, был Салех аль-Хамави (Saleh al-Hamawi), который стоял у истоков организации «Джебхат ан-Нусра» в октябре 2011 года. Позже, в июле 2015, он был исключен из ее состава за открытую критику все более «агрессивных» методов «фронта». Летом 2016 года он нашел взаимопонимание с «Ахрар аш-Шам», с которым тогда велись активные переговоры и консультации.

В ходе закрытых встреч, проведенных в западной части провинции Алеппо и в Идлибе, было, в частности, предложено оторвать «легкую» часть «Джебхат ан-Нусры» от филиала «Аль-Каиды», объединив ее с иными повстанческими фракциями, и организовать новую независимую структуру – «Аль-Харакат аль-Исламия аль-Соурия» или «Сирийское Исламское Движение».

По информации от источников, тогда примерно одна треть «ан-Нусры» могла присоединиться к новому движению - прежде всего, из представителей «легкой» национальной сирийской составляющей, которые выступали за разрыв с «Аль-Каидой». Однако тогда они столкнулись с мощным противодействием со стороны «коренных» группировок «ан-Нусры» и таких подразделений, как «Джунд аль-Акса» (которая, кстати, в свое время вышла из состава «ан-Нусра» на волне ее противостояния с ИГИЛ для привлечения иностранных моджахедов).

По некоторым данным, от раскола «ан-Нусру» тогда во многом спас ребрендинг – переименование в «Джебхат Фатх аш-Шам» и объявление о разрыве с «Аль-Каидой», которое, конечно, носило формальный характер. Тем не менее этот шаг устроил всех, поскольку в то время США и Россия активно вели переговоры о противодействии организации.

В нынешних условиях «легкий» спектр ХТШ по своему «весу» превышает тот, который был в «Джебхат ан-Нусра». С одной стороны, в самой группировке это может создать угрозу раскола, но с другой - дает возможность позиционировать себя в качестве «широкого фронта», открытого для вхождения в него любых группировок оппозиции. Тем не менее отрыв групп от «тяжелой основы» ХТШ – метод, в котором ключевую роль может сыграть Турция и ряд суннитских монархий, несмотря на кризис в Персидском заливе. Это позволит ослабить «Аль-Каиду», действия которой играют не на защиту суннитов, а на их дальнейшее вытеснение из Сирии, что само по себе - фактор для развития терроризма как в Сирии, так и за ее пределами.

Авторы

Антон Мардасов - руководитель отдела исследований ближневосточных конфликтов Института инновационного развития, эксперт РСМД

Кирилл Семенов - руководитель Центра исламских исследований Института инновационного развития, эксперт РСМД

Одним из главных публичных итогов встречи президента России Владимира Путина и его американского коллеги Дональда Трампа стало соглашение о прекращении огня на юго-западе Сирии в провинциях Дераа, Кунейтра, Сувейда и о создании в Аммане центра мониторинга соблюдения режима прекращения огня. Как позже заметил глава российского внешнеполитического ведомства Сергей Лавров, «три другие зоны деэскалации, дискуссии по которым продолжаются в рамках астанинского процесса, также достаточно актуальны».

Мировые средства массовой информации районы на юго-западе, за режим прекращения огня в которых с 9 июля стороны взяли на себя ответственность, часто называют «новой зоной деэскалации». Верно это утверждение или нет – вопрос на самом деле неоднозначный.

Агентство Associated Press со ссылкой на свои источники первым сообщило о достигнутом соглашении между Москвой и Вашингтоном. Журналисты отметили, что эта договоренность знаменует новый уровень участия президента США Дональда Трампа в попытке разрешить гражданскую войну в Сирии. Однако, по их информации, данная сделка никак не относится к меморандуму о создании зон деэскалации в Сирии, подписанному Ираном, Россией и Турцией в Астане в мае 2017 года. 

Учитывая, что в астанинском меморандуме фигурировали только две провинции - Дераа и Кунейтра, мы можем предположить несколько вариантов логики соглашения.

Итак, первый сценарий: США и Россия признали невозможным функционирование обозначенной в Астане южной зоны деэскалации на прежних условиях. Скажем, в последние месяцы там шли активные боевые действия с участием проправительственных формирований и оппозиции Сирийской свободной армии из коалиции «Южный фронт». Собственно, это и послужило причиной того, что 34 командира подписали заявление о бойкоте пятого раунда Астаны. «Южный фронт» опирается на поддержку иорданского MOC (The Military Operations Center), что самом по себе исключает присутствие в рядах коалиции отрядов «Исламского государства» и Hay'at Tahrir al-Sham (HTS).

Сценарий второй: США и Россия расширили южную зону деэскалации, обозначенную в Астане, подключив к договорённостям Израиль и Иорданию. В таком случае Вашингтон фактически становится участником астанинского процесса, что является несомненным успехом российской дипломатии в плане закрепления за Соединенными Штатами ответственности по влиянию на оппозицию. В свою очередь американцы с союзниками таким образом проверяют способность России оказывать влияние на Дамаск и Иран, которые для дискредитации оппозиции могут подыграть Jaysh Khalid ibn al-Waleed, отделению «Исламского государства», и HTS, которые так или иначе будут инициировать наступление для срыва перемирия. Турция не имеет ни влияния, ни интересов на юге Сирии (в отличие от двух зон – в провинции Идлибе и примыкающих к ней территорий Латакии, Алеппо и Хамы и «Растанском котле»), и, соответственно, не может выступать гарантом перемирия или отстаивать интересы тамошней оппозиции.  

И наконец, третий сценарий: США и Россия расширили южную зону деэскалации, обозначенную в Астане, подключив к договорённостям Израиль и Иорданию, но при этом негласно под провинцией Сувейда понимается еще и территория Сирийской пустыни. Анклав оппозиции в Восточном Каламуне и территория вокруг населенного пункта ат-Танф, где дислоцированы отряды местных суннитских племен из Revolution Commando, поддерживаемых спецназом США, Великобритании и Норвегии, не входят в какую-либо зону деэскалации. Напомним, что в районе Сирийской пустыни ВВС США дважды сбивали иранские ударно-разведывательными беспилотниками Shahed-129 и несколько раз атаковали проиранские формирования, продвигающиеся к ат-Танфу. В итоге оппозиция возле ат-Танфа оказалась заблокирована проправительственными силами и потеряла возможность двигаться к занимаемому ИГ Аль-Букамалю в провинции Дейр эз-Зор. При этом теоретически Revolution Commando, поддерживаемый спецназом, мог продолжить движение на восток и миновать в пустыне позиции иранских прокси-сил, однако американцы отказались от этого решения. Во-первых, в такой конфигурации сил у них, по сути, не было повода атаковать проправительственные формирования, которые не продвигались в сторону проамериканских отрядов, а формально нацелились на борьбу с ИГ (хотя и создали «шиитский коридор» в Ирак). Во-вторых, не секрет, что параллельно с развитием американо-иранского противостояния на юго-востоке Сирии между Россией и США в Иордании велся диалог о деконфликтации пространства. По данным дипломатических источников, очередной раунд таких переговоров в Аммане состоялся буквально накануне недавней и первой встречи Владимира Путина и Дональда Трампа в Гамбурге.

И хотя рассматривается вариант переброски части подразделений Revolution Commando в район Шаддади (Хасака) для усиления арабского компонента коалиции «Демократические силы Сирии», однако оппозиция все равно сохранит свое присутствие на границе с Иорданией. Американцам это необходимо для отслеживания ситуации на сирийско-иракской границе как в плане контроля за перемещением проиранских отрядов, так и радикальных элементов: потому что район границы с ее тоннелями важен боевикам «Исламского государства» для их выживания в Сирии и Ираке после потери крупных населённых пунктов.

Другое дело, что, по словам Сергей Лаврова, в новом документе о создании зоны деэскалации на сирийской территории «четко подтверждена приверженность России, Иордании и Соединенных Штатов суверенитету и территориальной целостности Сирийской Арабской Республики и резолюциям СБ ООН, которые заложили основу для продвижения политического урегулирования». Таким образом Москва и Вашингтон вряд ли бы стали объявлять территорию Сирийской пустыни отдельной зоной деэскалации, чтобы не провоцировать разговоры о разделении страны. Почему в южную зону помимо Сувейды официально не были добавлены участки Сирийской пустыни в Дамаске и Хомсе? Возможно, это связано с неопределенным статусом этих территорий и большим иранским влиянием.

Так, несмотря на объявленные и официально вступившие в силу с 9 июля соглашение США и Россией, пока не ясно: что оно собой представляет, каким образом на юге Сирии будет отслеживаться перемирие, а главное - осуществляться борьба с радикалами. Гипотетически при устойчивом перемирии оппозиции сама готова бороться с отрядами террористической направленности, главное – чтобы все стороны стремились поддерживать режим прекращения огня и были нацелены на политическое урегулирование конфликта.

Photo credit: Carlos Barria / Reuters

Page 2 of 5