Тегеран продолжает рассматривать вооруженную сирийскую оппозицию, приглашенную Турцией и Россией на переговоры в Астане, как «террористов». Такой вывод можно сделать из интервью секретаря Высшего совета безопасности Ирана генерала Али Шамхани, которое недавно опубликовало * французское издание «Le Monde».

На вопрос журналиста, «вы все еще считаете „террористической“ вооруженную оппозицию, которая участвует в переговорах в Астане», он ответил следующее:

— Ситуацию можно поделить на «до» и «после» освобождения Алеппо. Они отступили, когда были убеждены в своем поражении. Если они прекратят бороться, если будут остановлены поставки оружия из-за границы, если они разорвут связи с «Аль-Каидой» ** и выдвинут политические требования, мы не станем считать их террористами.

В интервью Шамхани также рассказал о своем взгляде на недавнюю атаку Пентагона против режима Башара Асада, о долгосрочных обязательствах своей страны перед Сирией и о том, что у иранцев «на Ближнем Востоке нет ни потребности, ни желания вести переговоры с США».

Напомним, что новый раунд переговоров в Астане по сирийскому кризису должен состояться 3−4 мая. Однако до сих пор неясно, будет ли предварительно найден компромисс с сирийской оппозицией и обеспечены условия для ее участия в переговорах, поскольку о чем-либо договариваться без нее не имеет смысла. А «ручная оппозиция» вроде «Хмеймимской» и «Московской» групп вообще никак не контролирует ситуацию «на земле». При этом возобновление подорванного диалога зависит не только от оппонентов режима, но и от самого Дамаска и Тегерана.
Вопреки официальной и, без сомнения, удобной точке зрения, в срыве третьего раунда Астанинских переговоров и возобновлении боев на западе страны виновата не только радикальная коалиция «Хаят Тахрир аш-Шам», сформированная вокруг «Нусры» *** и противостоящая альянсу оппозиции во главе с «Ахрар аш-Шам» и «Джейш аль-Ислам» (внесены в список Минобороны России в качестве группировок, с которыми можно вести диалог). Перевод конфликта в политическое русло невыгоден ни радикалам, поскольку от них сразу же начинает отмежевываться мирное суннитское население, ни так называемой сирийской «партии войны» и стоящему за ней Ирану, которые в таком случае будут терять влияние на происходящее в Сирии. Продолжение войны за «каждый метр» сирийской земли, к которой призывают многочисленные «горячие головы» на различных российских ток-шоу, — самый негативный вариант как для САР, так и России. Он чреват дальнейшим истощением ресурсов, усугублением этноконфессионального перекоса, а главное — еще большим проникновением настоящей «Аль-Каиды» в сирийскую суннитскую среду.

Объяснять все происходящее в Сирии мировым заговором как минимум наивно. А вот гибель мирного населения в результате авиаударов, разрушение инфраструктуры с неясной перспективой ее восстановления и т. д. — все это «пища» для «Аль-Каиды» на западе страны. В таких условиях действительно нужен консенсус по типу «Дейтонского соглашения», который позволит внешним игрокам быть гарантами вывода иностранных группировок и способствовать борьбе с радикалами самих сирийцев, в том числе из оппозиции.

По мнению доцента европейского университета в Санкт-Петербурге, ираниста Николая Кожанова, вряд ли новый раунд Астанинских переговоров будет успешным, несмотря на старания Москвы вести переговоры с совершенно разными игроками ближневосточного региона.

— Али Шамхани выражает точку зрения не всех иранских политических сил, но — большинства. В принципе в Иране вопрос поддержки Асада дискутируется и там готовы торговаться за смену политического режима, но «ценник», конечно, будет высокий. Кроме того, сирийская тема — это также один из компонентов предвыборной гонки. В мае в Иране должны пройти президентские выборы, на которых консерваторам важно показать себя людьми волевыми и сильными. В общем, в Иране есть определенная полярность точек зрения, и позиция консерваторов на данный момент доминирует. Но, думаю, в итоге Иран все равно будет настаивать на поддержке Асада.

Другой момент — иранцы патологически боятся, что Россия их предаст. Убедить их в обратном практически невозможно. Поэтому Али Шамхани, конечно, слукавил, говоря о том, что слухи о другом взгляде Москвы на политическое решение сирийского конфликта распространяет только Запад. С другой стороны — сам Шамхани представляет ту группу, которая заинтересована во взаимодействии с Россией.

«СП»: — Как все это увязывается с процессом переговоров в Астане?

— Так как Тегеран зависит от помощи России, то он так или иначе вынужден поддерживать определенные российские инициативы, как бы ему это не нравилось. Взгляд Шамхани на то, что фактически вся территория страны должна быть возвращена режиму Асада, несколько идеологизирован. Даже внутри КСИР и правого крыла политической элиты высказываются мысли, что вся Сирия Ирану не нужна. Да, Тегеран хотел бы, чтобы САР осталась в прежних границах и под контролем режима Асада, чтобы на ее территории не было сильных суннитских группировок, которые могли бросить вызов. Это — идеальная картина, которая, по сути, недостижима, хотя после событий в Восточном Алеппо иранцы стали жестче в своей позиции. Но на каких-то этапах они действительно всерьез обсуждали вопрос де-факто дефрагментации Сирии с возможностью опоры на некоторые проасадовские районы, что позволило бы поддерживать связь ИРИ с «Хезболлой». Для Ирана война в Сирии — это в первую очередь война за Ливан.

Руководитель центра исламских исследований Института инновационного развития Кирилл Семенов считает, что Шамхани со свойственным иранцам лукавством пытается манипулировать информацией и «заболтать» все щекотливые темы, например, де-факто сотрудничество Ирана и США в Ираке.

— Секретарь Высшего совета безопасности прямо намекает на то, что якобы Асада не поддерживают только «террористы», что, конечно, не имеет ничего общего с сирийской действительностью. Сколько на самом деле процентов сирийского населения поддерживает режим Асада можно узнать только в одном случае — если провести свободные выборы без какого-либо влияния на них баасистской партии и учитывать голосование на территориях, где проживают нелояльные режиму сунниты. А это сделать практически невозможно. Поэтому различные силы в пропагандистских целях активно манипулируют этой темой, хотя среди тех же алавитов отнюдь не все продолжают безоговорочно поддерживать существующий режим, к которому, мягко говоря, у всех огромное количество вопросов.

Да, невозможно спорить с тем, что выбирать нового президента страны должен сам сирийский народ. Однако надо мыслить адекватно. Более того, существует поддержанная всеми странами резолюция Совбеза ООН № 2254, в которой указывается, что после переходного периода должно быть сформировано новое независимое правительство. Ясно, что по идее это правительство никак не должно быть связано со старым, как бы в Дамаске и Тегеране не манипулировали этой темой. Обозначенные сроки резолюции истекли, однако за неимением новой на переговорах любого уровня по Сирии ссылаются именно на резолюцию № 2254.

«СП»: — Али Шамхани, говоря об оппозиции, сам себе противоречит. С одной стороны, он соглашается с тем, что решение конфликта может быть только политическим, с другой — называет всю оппозицию «террористами», в том числе участвующих в Астанинском формате.

— Пока иранцы вовлечены в сирийский конфликт и имеют на земле большое количество подконтрольных им сил, установить какое-либо долгосрочное перемирие невозможно. Я не пытаюсь оправдать оппозицию, которая неоднородна и с которой также тяжело договориться, но пытаться всех противников режима без разбора называть террористами — это деструктивная позиция. Она будет постоянно обострять конфликт и подогревать его этноконфессиональный оттенок.

По мнению Ирана, любая оппозиция должна вести себя так, как ведут себя «оппозиционеры» из абсолютно ручных и пропагандистских «Московской» или «Каирской» групп. Но смысл Астанинского формата — установление перемирия. А Тегеран на самом деле воспринимает переговоры не как шаг к достижению компромисса, а как прелюдию к капитуляции вооруженной оппозиции. К сожалению, такой взгляд активно навязывается в проасадовской части Сирии и в России. Хотя сирийцы, проживающие на территории режима и на территории «террористов», могут запросто ходить друг к другу в гости и т. д.

«СП»: — Насколько реалистично требование Шамхани, которое, по его мнению, должна выполнить оппозиция — дистанцироваться от «Аль-Каиды» и перейти к политическим лозунгам?

— Требование еще раз демонстрирует, что для иранцев мирный процесс — это прелюдия к капитуляции. По логике Шамхани, нужно продолжать проводить операции против оппозиции, чтобы принудить ее принять ту политическую повестку дня, которую хочет видеть Дамаск и Тегеран. Отсюда мантра — все оппозиционные группы прямо или опосредовано связаны с «Аль-Каидой». Но как, к примеру, фракция «Джейш аль-Ислам», лидер которой возглавляет делегацию оппозиции в Астане, может отказаться от связей с «Аль-Каидой», если она их вообще не имеет?! Более того, она воюет с «Нусрой» в той же Восточной Гуте, отказывается формировать с ней какие-либо коалиции и действительно хочет переговоров. Поэтому такие требования к «Джейш аль-Ислам» и другим фракциям, которые поддержали перемирие в конце 2016 года, носят чисто пропагандистский характер, но их поднимают на щит проасадовские и иранские СМИ, транслируют многие российские востоковеды, чтобы быть удобными.
Увы, такая позиция не только не способствует миру, она вообще ставит под угрозу мировую безопасность. США уже продемонстрировали свою готовность применять силу, и они явно не намерены дать сирийцам, а значит и Ирану, установить контроль над всей территорией Сирии. Такая тупиковая ситуация способна привести к серьезной эскалации и несет риски для Москвы, которой подобный сценарий абсолютно не нужен. Поэтому Москве необходимо дистанцироваться от подобной иранской риторики, четко разделять оппозицию, не идти на поводу у своих союзников, а придерживаться грамотной стратегии контртерррористической борьбы. В данном случае надо использовать «американскую угрозу» в свою пользу, контролировать действия сирийской авиации и не допускать, чтобы она наносила удары в интересах Ирана по тем группам, с которыми Москва и Турция ведет диалог. А то ведь с точки зрения Тегерана, получается, Россия в январе пригласила в Астану «террористов».

* Перевод интервью Шамхани на русский язык выполнен ИноСМИ.

** «Аль-Каида» решением Верховного суда РФ от 14 февраля 2003 года было признана террористической организацией, ее деятельность на территории России запрещена.

*** Группировка «Джебхат ан-Нусра» решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года была признана террористической организацией, ее деятельность на территории России запрещена.

Статья опубликована в издании "Свободная Пресса": http://svpressa.ru/war21/article/171079/

Опубликовано в Трибуна

О последствиях ошибочной бомбардировки мечети в Алеппо американскими ВВС

Слухи, фейковые сообщения и умышленные вбросы – неотъемлемая часть любой войны, тем более - современной войны. Но в военном конфликте на Ближнем Востоке они принимают совершенно гипертрофированные формы, а все потому, что здесь о будущих наступлениях нередко узнают даже не из донесений местной агентуры, а из разговоров на базаре, в том числе женских. И, конечно, неудивительно, что в российском обществе относятся с большим скепсисом к различным западным правозащитным организациям, которые публикуют те или иные доклады по Сирии: россияне не на пустом месте подозревают их в ангажированности и явном антироссийском крене.

Однако справедливости ради стоит отметить, что международные гуманитарные организации не ограничиваются критикой российских действий в Сирии. Столь нелюбимые Syrian Observatory for Human Rights, Human Rights Watch (HRW) и даже экспертно-журналистская группа Bellingcat периодически представляют доклады, критикующие действия западной коалиции. И эти доклады, к слову, российские СМИ могут использовать и используют при умелой подаче в свою «сторону». Так, недавно большой критике подвергались действия Турции при проведении операции «Щит Евфрата» на севере провинции Алеппо и продолжающиеся по сей день артобстрелы приграничных курдских территорий, например, в районе Африна. А еще – действия Соединенных Штатов: как на востоке страны, где американские штурмовики и бомбардировщики наносят удары по «Исламскому государству», так и на западе, где те же бомбардировщики и ударные беспилотники бьют по филиалу «Аль-Каиды» (проще говоря - по командному составу мимикрирующей под сирийское революционное движение «Нусры», в составе которой, к сожалению, более 60% - это сирийцы).

Как подтверждение вышесказанному - 18 апреля правозащитные организации Human Rights Watch, Forensic Architecture, Airwars, а также группа Bellingcat опубликовали доклады, в которых их эксперты пришли к следующему выводу: «американские военные не приняли необходимые меры, чтобы избежать жертв среди мирного населения в Сирии» при нанесении авиаударов 16 марта в провинции Алеппо». Напомним, что тогда погибло по меньшей мере 38 человек и десятки были ранены. В Пентагоне же заявили, что объект бомбардировки находился рядом с мечетью и служил местом сходки членов «Аль-Каиды».

«Трамп убивает мусульман»

Детально проанализировав фотографии из соцсетей и с пристрастием опросив очевидцев, западные правозащитники пришли к выводу, что удары (в бомбардировке участвовало два беспилотника) были нанесены по зданию мечети в момент религиозной лекции перед началом вечерней молитвы. При этом экспертам организаций не удалось найти доказательств присутствия в здании членов «Аль-Каиды» или каких-либо других связанных с ней радикальных группировок.

Эпизод с бомбардировкой здания мечети в деревне Аль-Джина показателен с той точки зрения, что правозащитники усомнились в версии Пентагона и, изучив инцидент, представили неудобные для американского «министерства войны» доклады.

Но также тут обращает на себя внимание, во-первых, еще и реакция на это мусульманского мира. Да, действительно активисты «Белых касок» сначала заподозрили ВВС Сирии в бомбардировке мечети. А затем, когда были обнаружены осколки от американских ракет Hellfire и их фотографии разлетелись по Твиттеру, «обвинения» были сняты. И реакция как сирийцев, так и российских мусульман с Северного Кавказа была одинаковой и сводилась, по сути, к одному тезису: «Массовое убийство мирных мусульман, собравшихся послушать даават местных проповедников – это самая настоящая демонстративная акция нового президента США Дональда Трампа, который начал свое президентство с того, что под предлогом атаки лидеров «Аль-Каиды» провел спецоперацию против жителей одного из йеменских племен» (заметим в скобках, что это почти дословные цитаты с заблокированных в России форумов).

Во-вторых, понятно, что любое военное ведомство факт провала своей операции будет отрицать до самого конца, чтобы уменьшить те же имиджевые потери. Но все-таки причина ошибки Пентагона, к сожалению, может оказаться нетривиальной. Кстати, отдельные вопросы вызывает и реальная цель бомбардировки.

Американская борьба с «Аль-Каидой»

Обычно американцы наносят точечные удары по лидерам сирийской «Аль-Каиды» с беспилотников - как по стационарным целям, так и движущимся автомобилям, ориентируясь на радиомаяки, которые подбрасывает их агентура. За последнее время американцы уничтожили ряд одиозных командиров из радикальной исламистской коалиции «Хайат Тахрир аш-Шам», среди которых Абу Хаяр аль-Масри, Абу Джабир аль-Хамви, «Раба Тахир», «Мустафа Салех», Абу Мосаб аль-Джазрави и др.

Подобная тактика борьбы с «Аль-Каидой» вполне оправдана, и здесь у США и России есть точки соприкосновения. Дело в том, что процесс переговоров в Астане и предложенный Россией сценарий Сирийской Конституции с «мягкой децентрализацией» и ставкой на гражданское самоуправление в районах, контролируемых оппозицией, как раз и предполагал наиболее оптимальный вариант борьбы с «Нусрой». Суть его в том, что внешние игроки наносят удары с воздуха по позициям исламистских формирований на западе страны, тем самым подстегивая процесс размежевания группировок и помогая умеренной части оппозиции самостоятельно бороться с радикальной. Любое более-менее устойчивое перемирие сразу же запускает процесс размежевания оппозиции, поскольку сирийская оппозиция и местные жители стараются дистанцироваться от «Нусры», в которой объективно пропадает необходимость и с которой просто опасно находиться рядом в виду возможных авианалетов… Именно поэтому радикальные формирования стараются любыми способами саботировать и сорвать режим прекращения огня, поскольку от этого напрямую зависит их выживание.

Нередко с этим связаны информационные вбросы в Твиттере, которые пытаются убедить общественность, что те или иные авиаудары ВКС РФ или ВВС США нанесли не по «Нусре», а по мирным жителям. Однако в случае с деревней в Аль-Джина американцы действительно либо ошиблись при планировании, либо их подвела агентура.

Сложность идентификации

По данным источников автора, которые подтверждают и источники Bellingcat, среди мирных жителей в провинции Идлиб, удары ВВС США пришлись по последователям движения «Таблиги джамаат», которое запрещено в России и не запрещено в США. В экспертной среде до сих пор нет единого мнения о том, представляет или нет эта международная организация, появившаяся в 1926 году в Индии и насчитывающая на сегодняшний день десятки миллионов последователей, реальную угрозу для нынешнего мирового сообщества. Скажем, известный востоковед, академик ИВ РАН Виталий Наумкин в своем комментарии как-то заметил, что «существует мнение, что эта организация проповедует ислам радикального толка. С другой стороны, она всегда занималась исключительно пропагандой и никогда не была замечена в каких-то террористических, экстремистских действиях». Такого же мнения придерживается и исламовед Алексей Малашенко. В 2009 году  Верховный суд Российской Федерации признал экстремистской и запретил деятельность организации на территории РФ. Как уточнили автору в правоохранительных органах, основной мотив включения «Таблиги джамаат» в экстремистский список заключается в следующем: проповедники международного движения активно заполняли вакуум среди мусульман, с которым должным образом государство не вело просветительскую работу. Грубо говоря, последователи движения выводили местных мусульман из-под контроля муфтиятов, что естественно воспринималась как угроза.

Однако, повторюсь, в США и во многих других странах мира это движение не запрещено, хотя периодически на Западе исследователи выражают опасения, что оно используется для прикрытия подготовки террористических акций. В общем, на сегодняшний день можно предположить, что у американцев вряд ли был резон наносить целевые удары именно по членам «Таблиги джамаат». Скорее всего, здесь имеет место «ошибка резидента», поскольку отряды радикалов Хайат Тахрир аш-Шам есть как в деревне Аль-Джина, так и в окрестностях города Эль-Атариб. И все же в Сирии радикальные проповедники пытаются раскручивать тезис о намеренном ударе Трампа, «ненавидящем мусульман», и в первую очередь они делают это среди обычных сирийцев, призывая их к «джихаду против крестоносцев». И это – проблема.

Подобная ситуация еще раз подтверждает мысль о том, что борьба с терроризмом сродни хирургической операции и не прощает ошибок, поскольку каждый неточный удар здесь провоцирует слияние местного населения с радикальными элементами.

Антон Мардасов – эксперт РСМД, руководитель отдела исследований ближневосточных конфликтов ИИР

Опубликовано в Трибуна

Опубликовано: http://www.interfax.ru/interview/550595 
Научный руководитель института Востоковедения РАН, академик РАН Виталий Наумкин в интервью корреспонденту "Интерфакса" Дарье Морозовой рассказал о сложностях в сирийском урегулировании, опасности де-факто раздела этой страны в случае создания "зон безопасности", а также дал оценку начинающимся на этой неделе в Женеве межсирийским переговорам.

- Сейчас всех волнует то, что происходит в Сирии. На ваш взгляд, какая ситуация сложится в населенном пункте Эль-Баб, который недавно освободили при поддержке турецких военных сил, под чей контроль он перейдет? Видите ли вы необходимость и направления в Сирию международных сил, которые бы контролировали, как выполняется режим прекращения огня в этой стране?

- Это, действительно, очень сложный вопрос, поскольку Эль-Баб, также, как и многие другие северные крупные населенные пункты, является объектом соперничества между Турцией и курдами. Сегодня позиции этих двух сторон во многом непримиримы, они находятся в остром противоречии между собой, потому что Турция считает курдскую политическую партию "Демократический союз", возглавляемую Салехом Муслимом (PYD), и связанные с ним силы народной самообороны (YPG) террористическими организациями, ответвлениями Курдской рабочей партии. И Анкара не намерена отступать от этой позиции. В то же время повсеместно наблюдается обострение курдской проблемы везде, где сегодня проживают курды. Между различными группами самих курдов, курдскими организациями существуют острые противоречия, в том числе и в Иракском Курдистане, который добился там очень широкой автономии.

С установлением режима прекращения боевых действий (РПБД) в Сирии, который, как мы надеемся, будет соблюдаться, если процесс в Астане будет успешным и найдет свое воплощение в дальнейших шагах по его закреплению, по ряду причин обостряется вопрос о судьбе контролируемых конфликтующими сторонами и освобождаемых от террористов территорий. Кстати, российские и турецкие военные уже совместно осуществляют мониторинг соблюдения РПБД конфликтующими сторонами.

Один осложняющий решение судьбы отвоеванных территорий фактор – это желание Анкары сохранить контроль над определенной зоной в северной части Сирии, чтобы не допустить создания протяженного курдского пояса у турецких границ. Именно создания такого "пояса" хотели бы курды. Поэтому они ставят перед собой задачу легитимизировать свою созданную на севере Сирии де-факто автономию и связать все северные кантоны в рамках так называемой "Республики Рожава и Северной Сирии", что категорически неприемлемо не только для Турции, но и для правительства в Дамаске. Сирийское правительство не хочет допускать даже минимальной федерализации или децентрализации страны и предоставлять регионам автономию, выступая за жесткую централизацию.

Другой осложняющий фактор – то, что новый президент США Дональд Трамп выдвинул идею неких "зон безопасности". Пока непонятно, что это подразумевает, но буквально на днях между США и Турцией была достигнута договоренность о том, что они объединяют усилия в создании подобных зон. Совершенно очевидно, что представители Турции хотели бы, чтобы зоны безопасности – такая информация имеется – располагались бы на контролируемой ими территории. Более того, просачивается информация о том, что некоторые спонсоры этого плана планируют выстроить в этих зонах безопасности целые новые населенные пункты с развитой инфраструктой, в которых были бы расселены беженцы, а также отряды вооруженной сирийской оппозиции. Это означает, что на территории Сирии фактически будет создан анклав, который будет спонсироваться Турцией при поддержке США (а также и Европы) и конкурировать с оставшейся частью Сирии. Ведь сюда будут приходить инвестиции, будет идти развитие инфраструктуры, строительство домов, обеспечиваться лучшие условия для жизни, чем на разрушенных территориях, подконтрольных Дамаску. Эти территории восстановить Дамаску самому, без внешней поддержки, будет трудно. А пока государства и международные организации, которые были бы готовы восстанавливать области, подконтрольные нынешнему сирийскому правительству, не очень просматриваются, за небольшим исключением.

И, наконец, третий фактор, который осложняет ситуацию – нерешенность соотношения между военным треком урегулирования и политическим. С одной стороны, в Астане действует трек военных проблем и проблем безопасности, который решается в Астане. Астана решает вопросы закрепления РПБД, размежевания сторон, определения линий соприкосновения, которые не должны нарушаться, мониторинга. В результате различные конфликтующие между собой силы, которые соглашаются с режимом прекращения боевых действий, получают под свой контроль определенные части Сирии. И тут возникает вопрос: не означает ли это де-факто раздел Сирии? Это противоречит установке не только нашей страны, но и большинства международных акторов: сохранить единое государство в Сирии и обеспечить нерушимость его границ.

Представим теперь, что произойдет, если удастся сохранить РПБД, а политический процесс будет вялотекущим или отложенным, а то и вообще провалится. Не получится ли так, что, к примеру, в провинции Идлиб, где соберутся многочисленные отряды вооруженной оппозиции под опекой Турции, они закрепятся в ней, и постепенно эта территория будет превращаться в квазигосударство. То же самое может произойти с находящимися под контролем Турции районами на севере страны, рядом с курдскими кантонами, а также на юге, находящемся под патронажем Иордании.

Россия фактически уже согласилась с тем, что надо принимать во внимание интересы всех вооруженных оппозиционных группировок, которые международное сообщество в лице Совета Безопасности ООН не квалифицирует как террористические, то есть практически всех, за исключением запрещенных в России ИГИЛ и связанной с "Аль-Каидой" бывшей "Джабхат ан-Нусры" – теперь "Джабхат Фатх аш-Шам", а также "Джунд аль-Акса". Иначе говоря, мы во имя мира в Сирии, прекращения кровопролития и сотрудничества с другими акторам в борьбе с террористами пошли на очень большой компромисс, принять в качестве переговорной стороны представителей "Джейш аль-Ислам" и даже "Ахрар аш-Шам". Кстати, в настоящее время в провинции Идлиб уже ведутся бои между отрядами "Ахрар аль-Шам" и "алькаидовцами" из "Джабхат Фатх аш-Шам".

Таким образом, если окажется , что раздел Сирии будет закреплен де-факто, не затруднит ли это политический процесс, ведь оппозиционным группировкам и их внешним спонсорам не будет никакой нужды поддерживать политический диалог, поскольку все будут удовлетворены своим положением? В любом случае еще возникает и острый вопрос о том, кто будет освобождать те города и те районы, которые находятся еще под господством террористических организаций. Сегодня эта проблема встала в городе населенном пункте Аль-Баб. Здесь турецкие силы, наступающие с запада и с севера, достигли серьезного успеха, уже заняв часть города. Но полного освобождения от ИГИЛ им добиться пока не удалось. Их успех воодушевил воюющих здесь, но более скромными силами, Свободную сирийскую армию (ССА) и отряды туркоманов. Но с юга на город наступают отряды сирийской правительственной армии, которая намерена установить контроль хотя бы над частью города. Что произойдет, когда они выйдут на линию соприкосновения?

При этом рядом ведут действия и Сирийские демократические силы (СДС), основу которых составляют курдские отряды народной самообороны (YPG), которые заняли расположенный в этом же районе город Манбидж. Некоторые турецкие представители заявляют о необходимости о необходимости установления над ним турецкого контроля. Удастся ли избежать столкновения?

Главный вопрос, который сейчас стоит, – кто будет освобождать Ракку, столицу запрещенного в России ИГИЛ. Сохраняется серьезная проблема и с Пальмирой: как сделать так, чтобы освободить город, но не допустить его разрушения ни террористами, ни теми силами, которые будут их вычищать оттуда? Боевики-то могут в любой момент взорвать все, что там осталось от уникальных древних памятников, на сохранение которых Россия уже потратила много энергии и ресурсов, если учесть разминирование, на проведение которое были направлены наши лучшие саперные силы.

Все эти проблемы сегодня очень заботят всех, кто стремится урегулировать сирийский кризис. И в этих условиях значимость политического трека, политических переговоров в Женеве как никогда велика.

Поэтому я бы сейчас не сводил вопрос к тому, кто займет Эль-Баб и будет им управлять. Понятно, что при любом временном "квази-разделе" Сирии правительство этой страны сохранит контроль над самыми крупными городами, прежде всего Дамаском, Алеппо и Латакией. Сформируется кластер областей, которые остаются под управлением сирийского правительства. Если говорить о других областях, то в условиях РПБД правительственные силы дальше двигаться не имеют права, за исключением областей захваченных террористами. Идеальным было бы, конечно, установление партнерских отношений между всеми теми, кто ведет боевые действия против террористов – это сирийская армия, Россия, американская коалиция, это Иран, Свободная сирийская армия и Сирийские демократические силы. Если бы все они вместе взялись за то, чтобы очищать многострадальную сирийскую землю от террористов, то им наверняка удалось бы достичь серьезного успеха, но для этого надо договориться между собой. Кроме того, надо сделать все, чтобы избежать возобновления войны между антиасадовскими и проасадовскими силами.

Еще один вопрос - что делать с отрядами Хезболлы, иранцами и шиитскими ополченцами из-за рубежа, против присутствия которых выступают некоторые суннитские отряды и значительная часть суннитского населения. Многие сунниты не хотели бы, чтобы их освобождали Хезболла и зарубежные шиитские ополченцы. Они все-таки не свои, чужие. Но без их помощи пока сирийская армия вряд ли справится с постоянно получающим внешнюю поддержку противником в кровопролитных боях.
Наконец, последний вопрос сирийского урегулирования заключается в том, что каждому серьезному игроку, который сегодня пытается бороться с терроризмом в Сирии, нужны сухопутные силы, которые бы воевали на земле, потому что воздушными ударами войны не выигрываются. Для России такая сила - это сирийская армия при поддержке тех, кто ей помогает отрядов Хезболлы, иранцев и других шиитских ополченцев. Американцы силой "на земле" не располагают, за исключением СДС во главе с YPG. Это предопределяет серьезное противоречие между Соединенными Штатами и Турцией . Но у американцев иного выбора нет.

Единственно, что сегодня они стремятся делать, это увеличить процент арабов в СДС. По некоторым данным, из 45 тыс. воюющих при поддержке американцев на севере, около 13 тыс. - это арабы, которые живут рядом с курдами и в принципе ничего против них не имеют. Однако большинство суннитов считает, что в этих силах все равно командуют курды и поэтому, учитывая непростые отношения между курдами и арабами, исторически так сложилось, это, конечно, является препятствием для того, чтобы ситуация благополучно продолжалась. Я думаю, что растущие, не урегулированные противоречия между турками и курдами, останутся серьезным препятствием на пути к урегулированию.

- Вы имеете в виду серьезным препятствием на пути к политическому урегулированию в Сирии? В этой связи как, на ваш взгляд, идет процесс формирования единой делегации для межсиририйских переговоров в Женеве, насколько реально, что единая делегация от оппозиции будет создана к 23 числу?

- Шансы на то, что будет создана единая делегация от оппозиции, есть. Идет активнейший процесс, в котором участвует внутренняя и внешняя оппозиция.

Осуществление договоренностей по Сирии идет на трех уровнях. Первый - это местный уровень, на котором договариваются между собой сирийские силы, участвующие в конфликте, при этом к ним нужно прибавить тех оппозиционеров, которые живут за пределами Сирии, но которые участвуют в политическом процессе. Второй уровень - региональные державы. Помимо стран-гарантов в идее "тройки", в первую очередь - России и Турции, а также и Ирана, к процессу в Астане фактически уже подключили Иорданию, но пока неясно, как будут себя вести Саудовская Аравия и Катар, в какой мере они готовы поддержать начавшийся процесс в Астане. Третий уровень - глобальный. Здесь имеются в виду, прежде всего, Россия и США. Удастся ли нам конструктивно взаимодействовать по Сирии? Пока мы далеко не все не знаем о намерениях президента США Дональда Трампа. Его команда, которая ответственна за сирийское досье, пока не полностью сформировалась.

Предложенная Трампом идея создания так называемых зон безопасности никак не проработана. В чем состоит план президента США? Если он имеет в виду, что эта зона будет, по примеру Ливии, одновременно сопровождаться созданием бесполетной зоны, то Россию это категорически не устроит. Это будет означать, что сирийское правительство вообще лишается какого бы то ни было контроля над этой территорией. Оно даже не сможет проводить разведку с воздуха.

Временный раздел на зоны влияния вообще имеет смысл только в условиях непрерывного политического процесса. А если закрепление определенной территории в рамках "зоны безопасности" состоится, то, конечно, может привести к распаду Сирии. И каждая сила будет стараться отхватить себе кусок. Это очень плохой сценарий, поскольку процесс распада захватит и соседние государства - Ливан, Иорданию, Ирак. В этом плане чувствуется непонимание ситуации со стороны США.

Итак, все три уровня игроков должны между собой договариваться. Что касается единой делегации, то представители Саудовской Аравии хотели бы, чтобы созданный под их патронажем их Высший комитет по переговорам (ВКП) стал ее основой, а представители остальные платформ и групп как-то к нему присоединились. При этом как они, так и некоторые наши западные партнеры, хотели бы вообще не допустить к переговорному столу в Женеве ряд руководителей платформ, которые названы Советом Безопаности ООН. Россия считает, опираясь на резолюцию 2254, что процесс должен быть инклюзивным, и в этой единой делегации должны участвовать все существующие платформы. То есть Московская платформа во главе с Кадри Джамилем, Каирская платформа, Астанинская платформа во главе с Рандой Кассис, а, возможно, и представитель так называемой внутренней оппозиции (группа "Хмеймим").

Я считаю, что было полезно, чтобы Саудовская Аравия, да и Катар сыграли конструктивную роль в процессе создания единой делегации оппозиции, не позволяя никому бойкотировать его под надуманными предлогами или осложнять. Но в любом случае между всеми участниками этой делегации есть серьезные противоречия. Поэтому вопрос состоит в том, сумеет ли оппозиция через структуру единой делегации сформировать общие позиции на переговорах, которые бы исключили то, что они начнут выяснять отношения между собой вместо того, чтобы консолидировано и спокойно вести переговоры с делегацией Дамаска. Это очень серьезная проблема.

Меня в этой связи настораживают нападки представителей различных платформ друг на друга, в частности, на лидера Московской платформы Кадри Джамиля. У него очень конструктивные, я бы сказал, смелые идеи, направленные на трансформацию власти в Сирии. Поэтому нужно искать компромиссы, над этим в последние дни ведется активная работа. Но, повторяю, я не знаю, чем это закончится, вопрос будет решен в ближайшие дни, потому что уже с 20 числа по приглашению спецпосланника генсека ООН по Сирии Стаффана де Мистуры в Женеву начнут слетаться делегаты.

- Но будет ли к переговорам в Женеве подключена вооруженная оппозиция, участвующая сейчас в астанинском процессе?

- В Астане было представлено много отрядов вооруженной оппозиции, всего 14 группировок. Я не думаю, что все эти группировки могут быть представлены в Женеве, ведь есть понятные ограничения по числу участников. Ведь если посадить за стол переговоров 120 человек, то будет просто базар. Должна быть основная работоспособная группа, которую могут вполне сопровождать группы экспертов, не имеющие полномочия официальных членов делегаций. Но и тут остаются нерешенными ряд сложных проблем, связанных, например, с представительством курдов. Курды хотели бы, чтобы у них тоже был самостоятельный сегмент в составе делегации оппозиции. Но для других групп это неприемлемо, кроме того, против участия представителей партии Демократический союз и местного самоуправления "Республики Рожава и Северной Сирии" резко выступает Турция, угрожая блокировать переговорный процесс.

На мой взгляд, вооруженная оппозиция, конечно же, должна быть представлена, причем в пропорции примерно равной "невоюющим" группам.

- Кто должен противоречия среди оппозиции устранить и собрать единую делегацию? Должны ли оппозиционеры сами завершить этот процесс, или это задача Стаффана де Мистуры? Готова ли Россия оказать содействие в этом вопросе?

- Договориться о формировании единой делегации должны решить, прежде всего, сами оппозиционеры, которые, конечно, советуются со своими внешними спонсорами. Но Стаффан де Мистура является тем субъектом международного права, который по мандату ООН приглашает делегации в Женеву. Мы вот-вот узнаем, кого именно он приглашает.

- Правильно ли понимать, что раунд в Женеве все-таки вряд ли будет завершающим?

- Нет, завершающим он ни в коем случае не может быть, это долгий и трудный процесс. Дай Бог, чтобы он диалог шел плавно и не прервался, что грозит привести к коллапсу политического процесса.

- Спецпосланник генсека ООН по Сирии Стаффан де Мистура озвучил на встрече с главой МИД РФ Сергеем Лавровым, что планирует обсуждать с делегацией оппозиции какие-то аспекты конституции Сирии. Ранее появлялись сообщения, что у самого де Мистуры есть наработки в отношении конституции, известно ли вам об этом? Будут ли в проекте конституции присутствовать российские предложения, сделанные оппозиционерам в Астане?

- Стаффан де Мистура еще на предыдущих раундах переговоров разработал так называемые политические принципы, которые он выдвинул, и которые, как я полагаю, и будут в самой общем виде лежать в основе его планов. Команда спецпосланника, в которой работал и ваш покорный слуга, помогала спецпосланнику разрабатывать и согласовывать соответствующие документы. В соответствии с имеющими резолюциями и договоренностями существуют, в принципе, три этапа процесса урегулирования сирийского кризиса. Первый - это некий "политический переход" (по Женевскому коммюнике от 30 июня 2012 года и резолюции СБ ООН 2254, под которой и мы подписались). Но параметры этой трансформации на основе национального примирения четко не определены. Речь идет о возможности плавного политического перехода, реформирования органов государственного управления, в частности, через правительство национального единства или через создание каких-то дополнительных органов власти, к примеру, как предлагают некоторые, советов. Трудно сказать, как это будет. Второй уровень - это конституция. И третий уровень - это выборы. Логика переговорного процесса привела к тому, что сегодня должны одновременно обсуждаться несколько вопросов сразу, хотя и не всем участникам это нравиться.

Российский проект конституции - это не мантра, она никому не навязывается. Речь идет о побуждении сторон к конструктивной работе над новым основным законом страны. Только сами сирийцы могут принять этот документ, но они не обойдутся без внешней помощи, консультаций зарубежных экспертов. На мой взгляд, помимо проблемы реорганизации власти, есть несколько сложнейших вопросов, по которым между сторонами имеются острые разногласия, в том время как по другим уже есть консенсус (например, о единстве Сирии). Среди этих сложнейших вопросов, к примеру, вопрос о том, быть ли Сирии светским или же религиозным (исламским) государством, или о том, быть ей государством централизованным или децентрализованным. В политических принципах де Мистуры, которые он выдвигал на прежних раундах, прямо не было сказано, что Сирия должна быть светским государством, но речь шла на том этапе о компромиссе – о варианте государства, где соблюдаются права всех меньшинств, все этнические и конфессиональные группы равноправны. В реальности это и есть светское государство.

- На ваш взгляд, на переговорах в Женеве уже могут затронуть вопрос судьбы президента Сирии Башара Асада? Или все-таки его будут обходить? И как вы сами видите его судьбу?

- Все без исключения наши партнеры уже отошли от мантры "Асад должен уйти". Но последний раунд переговоров в Женеве в прошлом году был заблокирован ВКП потому, что они требовали немедленного ухода нынешнего президента Сирии.

Москва всегда была категорически против такого сценария, поскольку его реализация привела бы к полному хаосу, развалу страны. При этом только сами сирийцы полномочны решить то, кому управлять их страной, никто извне не может навязывать им решения. Мы хорошо знаем, к чему приводит насильственная смена режимов извне. Наша последовательность в отстаивании принципиальных позиций и развитие обстановки на поле боя заставила международных акторов подойти к вопросу с более реалистичных позиций. Они согласны с тем, что Асад остается, как минимум, на переходный период. При этом даже министр иностранных дел Великобритании Борис Джонсон говорит, что Асад имеет право выдвинуть свою кандидатуру на будущих президентских выборах. Некоторые партнеры продолжают добиваться неких гарантий, что Асад после переходного периода должен покинуть свой пост. Но готовность к компромиссам, по моему, есть.

В то же время и сам Асад движется к каким-то компромиссам. Сейчас он говорит, что готов к досрочным выборам. Но, как мне представляется, на переговорах в Женеве речь не пойдет напрямую о его судьбе, будет обсуждаться лишь обновление сирийской государственности.

- Если Асада все-таки уйдет раньше, то будут ли ему даны какие-то гарантии безопасности?

- То, что он уйдет, не значит, что он сядет на самолет и улетит куда-то. Как я уже сказал, это означает для него пойти на новые выборы. А кто знает, не выберут ли сирийцы его снова президентом. Правда, по новой конституции Сирия может оказаться уже другим государством.

- Давайте обсудим положение дел в арабо-израильском конфликте. Где мы сейчас находимся в вопросе его урегулирования, насколько возможна встреча Аббаса и Нетаньяху в Москве, по-прежнему ли Россия готова ее организовать, и кто этот процесс урегулирования тормозит? Насколько с приходом новой администрацией США появится возможность продвинуться в урегулировании этого конфликта?

- Я считаю, что палестино-израильский конфликт сегодня загнан в тупик и выхода из него не видно. Те его решения, которые были заложены в резолюциях Совета Безопасности ООН, катастрофически далеки от выполнения. Кроме того, сегодня остается все меньше шансов на создание жизнеспособного независимого Палестинского государства на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа со столицей в Восточном Иерусалиме.

Эта ситуация, на мой взгляд, связана, в первую очередь, с неконструктивной позицией израильского правительства Биньямина Нетаньяху. В частности, с продолжением поселенческой активности, которая приобрела совершенно невиданный размах и, несмотря на то, что эта деятельность признана мировым сообществом как незаконная. Это было подтверждено принятой 23 декабря 2016 г. СБ ООН резолюцией, в которой говорится, что все существующие на оккупированных палестинских территориях поселения незаконны и являются грубым нарушением международного права. Но Нетаньяху не собирается ее выполнять, Израиль считает, что его закон выше международного. Очевидно, что мировое сообщество, Запад, не будут готовы применять какие-то санкции в отношении Израиля, и Израиль этим пользуется. Израиль жестко стоит на том, что это вечная неделимая столица Израиля.

Палестинцы, в свою очередь, отчаянно пытаются выдвигать новые инициативы. Однако среди них сегодня очень много людей, которые потеряли надежду на создание независимого Палестинского государства.

Недавнее решение Кнессета о легализации построенных еврейскими поселенцами на частных палестинских землях новых четырех тысяч единиц жилого фонда, является ничем иным, как открытым грабежом.

В урегулировании палестино-израильского конфликта сегодня многое зависит от США. Новый президент США Дональд Трамп заявил после встречи с Нетаньяху о том, что он не считает создание палестинского государства рядом с Израилем единственным способом решения конфликта. Это противоречит положениям резолюций СБ ООН и консолидированной позиции международного сообщества. Среди палестинцев, испытывающих растущее разочарование в способности этого сообщества решить проблему, все больше сторонников выдвижения лозунга создания единого, общего с Израилем государства в Палестине, где палестинцы были бы равноправными гражданами с евреями. Но это неприемлемо для Израиля, потому что тогда государство потеряет свой еврейский характер, на чем твердо стоит нынешнее израильское руководство. А для палестинцев концепция Израиля как еврейского государства означает дискриминацию его палестинских граждан, иначе говоря, даже те арабы Израиля, которые живут внутри "зеленой линии", не становятся его полноправными гражданами.

В этой ситуации есть много других осложняющих моментов. План Дональда Трампа перенести посольство США в Иерусалим также противоречит мнению фактически всего мирового сообщества. Хотя это решение пока вроде бы заморожено, оно вызвало широкий негативный резонанс в арабском и исламском мире. Если посольство все-таки будет перенесено, то это вызовет прилив нового числа молодежи, прежде всего, в ряды радикалов, экстремистских, террористических организаций. Но можно ли ожидать каких-то новых инициатив, выдвинутых США совместно с Израилем, учитывая острое желание Трампа дать новое дыхание американо-израильскому стратегическому партнерству?

Сегодня роль международного квартета посредников могла бы возрасти, однако палестинцы не очень склонны доверять "квартету", считают его структурой, которая не способствовала реальному урегулированию.

Сегодня после недавней межпалестинской встречи между лидерами палестинских организаций и фронтов, проведенной в Москве на базе Института востоковедения РАН, появилась надежда на то, что будет преодолен раскол между палестинцами, который является одним из препятствий к возобновлению мирного процесса. Если произойдет объединение палестинцев - это будет очень хорошо. Тогда можно рассчитывать, что и ХАМАС и некоторые другие палестинские организации согласятся на компромиссные решения, которые помогли бы сдвинуть мирный процесс с мертвой точки. Альтернатива ему вряд ли существует.

- Все-таки, с приходом администрации Трампа, шансы на организацию встречи руководства Палестины и Израиля в Москве повышаются, понижаются или это пока непонятно?

- Я склонен придерживаться пессимистического взгляда, считать, что пока шансы на это пока малы. Но если к лету палестинцы объединятся, создадут правительство национального единства и выступят единым фронтом с таких позиций, которые не позволили бы Израилю говорить: "там террористы командуют, и мы не хотим с ними иметь дело", тогда можно будет действовать и в направлении создания условий для проведения такой встречи в Москве. Сегодня новая американская администрация очень активно вмешивается в процесс урегулирования, прослеживается желание американского президента стать ключевым игроком, монополизировать роль посредника.

- Появляется информация о том, что США совместно с Объединенными Арабскими Эмиратами, Саудовской Аравией, Иорданией и Египтом хотят создать некую коалицию против Ирана, а также обмениваться с Израилем разведданными по этому вопросу. Насколько вы считаете, эти данные правдивы и насколько реалистичен сценарий такого объединения? И если это так, то как Москва на такое объединение смотрит?

- Как эксперт я могу судить о том, что России подобное объединение категорически не нужно. Мы хотим развивать отношения и с тем, и с другим лагерем.

Сегодня есть такая тенденция к тому, что Ирану может удастся договориться с Саудовской Аравией, другими странами Персидского залива, а также Советом сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). И сегодня такая тенденция есть. Кувейтский министр иностранных дел недавно совершил визит в Иран с посланием дружбы от эмира Кувейта, правда пока какого-то прорыва в отношениях не произошло. Но президент Ирана Хасан Роухани недавно сам посетил Кувейт и Оман, где он предпринял шаги в сторону нормализации отношений с государствами-членами ССАГПЗ, восстановления дипломатических отношений. Шанс, что Иран сумеет договориться с ними, есть. Однако жесткий антииранский настрой Д. Трампа может помешать начавшемуся процессу налаживания внутрирегиональных отношений. Но в какой мерепрезидент США намерен и дальше обострять ситуацию вокруг Ирана и даже подвергать ревизии достигнутые договоренности по ядерной программе.

Конечно, и Израилю, и Саудовской Аравии, было бы выгодно, чтобы США жестко давили на Иран. Но, повторяю, Москва была бы заинтересована в том, чтобы Иран и государства Персидского залива помирились между собой и поддержали те региональные инициативы, в частности российские инициативы по Сирии, которые имеют шансы на реализацию и направлены на установление устойчивого мире во всем регионе.

Опубликовано в Интервью

Главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, сооснователь IMESClub, Ирина Звягельская об отношениях США и Израиля конференции по Сирии в Астане и перспективах сотрудничества России и США на сирийском направлении при Дональде Трампе в беседе с Артемом Кобзевым (lenta.ru)

 

 

Опубликовано в Интервью
Суббота, 28 Январь 2017 12:30

Астана — трудный старт (РСМД)

Завершившаяся в казахстанской столице очередная международная встреча по урегулированию в Сирии дает надежды на продолжение «сирийско-сирийских» переговоров, прямых или через посредников, и в то же время показывает, насколько велика пропасть между непосредственно воюющими сторонами. Предполагавшийся «разговор напрямую» так и не состоялся. Растопить лед взаимной вражды и ненависти после стольких жертв и гуманитарных катастроф можно только путем долгих, терпеливых и, главное, непрерывных многосторонних усилий в различных комбинациях. Потеря темпа при переходе к политической фазе в конфликтном урегулировании всегда губительна.

Прошедшая встреча имела вместе с тем существенные отличия от всех предыдущих. Делегация сирийского правительства впервые села за стол переговоров с представителями вооруженной оппозиции — той самой, которую Дамаск всегда называл не иначе, как террористами. Ее организаторами на этот раз выступили Россия совместно с Турцией и Ираном, то есть государства, которые имеют свое прямое военное присутствие в Сирии и стали инициаторами достигнутых сторонами договоренностей и последующих соглашений о прекращении огня и начале мирных переговоров. Более того, государства взяли на себя ответственность в качестве гарантов соблюдения соглашений, что накладывает на них тяжелые обязательства. Россия и Турция, действуя скоординировано и на параллельных курсах, выступали также посредниками. Впервые не участвовали в сирийско-сирийской встрече оппозиционные политические деятели из Высшего комитета по переговорам или так называемой эр-риядской платформы, хотя ее военное крыло было представлено группировкой «Джейш аль-Ислам» и «Свободной сирийской армией».

После понесенных поражений согласиться с условиями, которые выглядели бы как капитуляция, для оппозиционеров, будь они военные или гражданские, равносильно не только потери лица, но и, возможно, жизни.

Новая переговорная схема и комбинация сторон, после того как российско-американские усилия и попытки задействовать формат Международной группы поддержки Сирии не увенчались успехом, имели определенные преимущества. Возможно, этот порядок действий и сохранит свой потенциал в дальнейшем. Турция как бы обеспечивает «кооперабельное поведение» тех отрядов оппозиции, на которые она имеет влияние, а Россия старается добиться того же от Дамаска. В то же время Иран, один из гарантов, должен, как вытекает из договоренностей, сдерживать неконтролируемые действия «Хезболлы» и отрядов шиитского ополчения.

Однако в этой схеме действий имеются и свои слабости, хотя идеальных схем организации любых переговоров по Сирии, как видно, уже быть не может. Слишком здесь большое количество прямо или опосредованно вовлеченных участников с трудно совместимыми и конфликтующими интересами. Все это делает ткань переговорного процесса чрезвычайно запутанной для традиционной дипломатии.

Что показала встреча в Астане? Судя по официальным заявлениям и преданным огласке утечкам, правительство Сирии и вооруженная оппозиция пришли к переговорам, преследуя разные цели.

Дамаск, видимо, исходил из того, что после крупных военных успехов в Алеппо можно будет с позиции силы достичь таких договоренностей, которые позволили бы, не связывая себя жесткими обязательствами о прекращении огня, перейти к обсуждению вопросов совместной борьбы с ИГ и «Джабхат Фатх аш-Шам» и порядка политического перехода на своих условиях. Призыв к оппозиции «сложить оружие» в обмен на амнистию отнюдь не способствовал созданию благоприятной атмосферы. Да и сама риторика в заявлениях для печати звучала порой по-менторски.

Представители оппозиции, приняв тяжелое для себя решение с непредсказуемыми последствиями, главный акцент делали на стабилизации режима прекращения огня путем создания действенного и объективного механизма наблюдения, о чем и были достигнуты конкретные договоренности. С их стороны звучали призывы к России действовать в отношениях с Сирией и Ираном более решительно в плане выполнения взятых на себя обязательств. Свое участие в дальнейшем политическом процессе под эгидой ООН в Женеве полевые командиры, как и вся сирийская оппозиция, обусловливали такими шагами со стороны официальных властей, как освобождение политических заключенных и снятие осады с ряда населенных пунктов на северо-западе Сирии. Понятно, что после понесенных поражений согласиться с условиями, которые выглядели бы как капитуляция, для оппозиционеров, будь они военные или гражданские, равносильно не только потери лица, но и, возможно, жизни. Арабский менталитет больше приемлет соглашения на основе принципа «ни победителей, ни побежденных».

Переговоры в Астане также дали сигнал о том, что объединение военных усилий самих сирийцев, региональных и внерегиональных игроков в борьбе с террористическим фронтом вряд ли возможно без достижения компромиссных договоренностей об организации переходного периода на базе принятых ранее международно-правовых документов по урегулированию сирийского конфликта.

Положение участников встречи со стороны вооруженной оппозиции осложняется еще и усилившимся расколом в ее рядах, что сопровождается реструктуризацией ее состава. В конце декабря сторонники присоединения к режиму прекращения огня и вступления в мирные переговоры из числа группировок, входящих в «Свободную сирийскую армию» и «Джейш аль-Ислам», объявили об объединении рядов. В то же время одна из крупных организаций — «Ахрар аш-Шам» — не вошла в число ее переговорной команды, заявив, что она поддержит решения других групп, представленных в Астане, если они будут «в интересах нации». Такая осторожная позиция вызвана тем, что после Алеппо от «Ахрар аш-Шам», склоняющейся к сотрудничеству со «Свободной сирийской армией», отделилась сильная группировка исламистских радикалов — «Джейш аль-Ахрар», тяготеющая к террористам из «Джабхат Фатх аш-Шам». В самой этой террористической организации также идут процессы размежевания на почве отношения к переговорам с «режимом Б. Асада». Одновременно наблюдаются попытки создать новую террористическую коалицию в составе «Джабхат Фатх аш-Шам», движения «Нур ад-Дин аз-Зенки» и части «Ахрар аш-Шам».

В Астане по ходу контактов в самых различных сочетаниях участников стали более заметны расхождения в подходах к переговорам между гарантами соблюдения достигнутых ранее соглашений. Россия и Турция стремились не выглядеть ангажированными, предпочитая играть роль «честных брокеров», что явно не устраивало Сирию и Иран. Переговоры в Астане также дали сигнал о том, что объединение военных усилий самих сирийцев, региональных и внерегиональных игроков в борьбе с террористическим фронтом вряд ли возможно без достижения компромиссных договоренностей об организации переходного периода на базе принятых ранее международно-правовых документов по урегулированию сирийского конфликта. Сами сирийцы к такому компромиссу, когда нужно умерить амбиции в общенациональных интересах, когда ни одна из сторон не получит всего того, что она хочет, не способны. Помочь им в этом — задача всего международного сообщества.

Изначально опубликовано на РСМД: http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=8630#top-content

Опубликовано в Комментарии

Отношения России с регионом Залива и сформировавшимися там в прошлом столетии независимыми аравийскими монархиями складывались не просто и переменчиво. С «приливами и отливами», с большими политическими перепадами, связанными со многими факторами глобальной и региональной политики. Не в последнюю очередь и с факторами внутренних трансформаций, как в России так и в самих государствах этого региона.

Но нужно сразу отметить, что при всех расхождениях во взглядах и острых дискуссиях, прежде всего вокруг сирийского кризиса и  ядерного соглашения с Ираном, Россия и ССАГПЗ в смысле наличия широкого спектра общих интересов и понимания озабоченностей друг друга никогда не были столь близкими партнёрами, как на нынешнем сложном и болезненном повороте в развитии всего Ближнего Востока. Затянувшиеся региональная дестабилизация,  многочисленные очаги насилия и потери государственной управляемости отражаются на процессах, происходящих в государствах-членах ССАГПЗ и, наоборот. Этот военно-политический союз с его финансово-экономическим потенциалом трансформировался, по  российским оценкам, в центр силы, оказывающий реальное воздействие на общую обстановку . Причём не только в региональном масштабе.

Всё познаётся в сравнении, и этот тезис о взаимопритягательности России и региона Залива станет более понятным, если сделать краткий экскурс в историю. Возьмём, к примеру, имеющие наиболее длительную историю отношения России с Саудовской Аравией, которая играет ведущую роль в Совете сотрудничества.

Советский Союз одним из первых признал Королевство Ибн Сауда в 1932 году и установил дипломатические отношения с Эр-Риядом, рассматривая объединительные течения на Аравийском полуострове, как прогрессивное явление. Особенно на фоне колониальной политики западных держав, соперничающих между собой за колониальный раздел арабского мира. Саудовцы не забыли те времена, когда Москва в тяжёлые годы становления молодого саудовского государства снабжала его нефтепродуктами, в первую очередь бензином. Теперь это выглядит смешным парадоксом, но таков исторический факт.

Позднее, после отзыва  из Эр-Рияда российского посла, отношения на долгие годы оказались замороженными. И причина здесь кроилась не в повороте внешнеполитического характера (разрыва, как такового не было), а в той обстановке, которая складывалась в Советском Союзе. Многие видные дипломаты по всему миру стали жертвами политических репрессий.

В период биполярной конфронтации после второй мировой войны  советское руководство рассматривало весь регион Залива  как сферу доминирования Запада. Это укладывалось в рамки идеологической концепции того времени, делившей арабский мир на страны так называемой социалистической ориентации, то есть те, которые в целом шли в русле внешней политики Советского Союза, и «реакционные» нефтяные монархии – «сателлиты» Соединенных Штатов. Такое искусственное деление подпитывалось, правда, и со стороны Египта времён Насера, проводившего курс на распространение арабского национализма вширь, в первую очередь на  Аравию с её нефтяными богатствами. Не секрет, что ближневосточная политика СССР формировалась тогда  во многом с оглядкой на Каир, и порой было трудно различить, кто и где больше на кого оказывал влияние.

Впоследствии в конце 70-х годов восстановлению отношений России с Саудовской Аравией, когда, казалось бы, для этого сложились условия, помешало вторжение Советского Союза в Афганистан, которое нанесло большой ущерб его позициям в мусульманском мире. И только в 1990 году оба государства обменялись диппредставительствами, хотя отношения между ними  омрачались  целом рядом раздражителей вокруг  проблемы Чечни и затем событий в Косово, развернувшихся на постюгославском пространстве. Со стороны саудовского руководства акцент делался на защите мусульманского населения в то время как для России восстановление конституционной законности в Чеченской Республике и непризнание  силового отделения Косово  от Сербии рассматривалось через призму таких международно-правовых норм, как территориальная целостность и невмешательство во внутренние дела.

На кризисный период в отношениях  с Саудовской Аравией и другими арабскими государствами Залива в 90-х годах накладывались ещё и трудности внутреннего развития в России, когда она снизила политическую активность на Ближнем Востоке в целом и сократила объём внешнеэкономических связей. В мире это выглядело как уход из региона. Немалую роль в этом сыграло и то, что на фоне быстро протекавших демократических перемен руководство России сделало крен в сторону  западного вектора во внешней политике. Регион Залива рассматривался в то время не с позиций развития двусторонних отношений, а скорее исходя из принципа «партнёрства с США» как основы для создания «надёжной системы региональной безопасности»[1].

Возвращение России в регион с начала 2000-х годов происходило уже в иных условиях. Изменилась сама парадигма российско-арабских отношений, которые выровнялись, развиваясь по широкому спектру. Во главу угла ставились соображения чисто прагматического свойства: поддержание устойчивого политического диалога, какими бы ни были разногласия, укрепление экономических связей, обеспечение региональной безопасности. На этой основе начали строится, и довольно успешно, отношения не только с традиционными партнёрами, но и с набирающими политический и экономический вес арабскими государствами Залива.

В этот же период ускоренными темпами проходило институциональное формирование Совета сотрудничества как Союза государств, охватывающего такие сферы,  как совместная оборона,  действия на международной арене, скоординированная нефтяная политика, экономическая интеграция. По мере оформления нового центра силы в Заливе отношения с Россией приобрели дополнительный формат.

Параллельно с поддержанием двустороннего сотрудничества с 2011 года стал развиваться стратегический диалог Россия-ССАГПЗ, направленный на согласование и координацию позиций его участников по региональным и мировым проблемам, представляющим взаимный интерес, а также на развитие торгово-экономических связей. Состоялось пять раундов переговоров на уровне министров иностранных дел в Абу Даби, Эр-Рияде, Эль-Кувейте, Москве и в Нью-Йорке в ходе последней сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Одно из центральных мест в повестке дня всё чаще занимала тематика региональной безопасности в плане противодействия международному терроризму и поиска путей к урегулированию конфликтных очагов в Сирии, Ираке,  Ливии, Йемене и стабилизации на этой основе обстановки на Ближнем Востоке в целом. Особый акцент со стороны государств Залива делался на роли Ирана и отношений России с этой страной, воспринимаемой  арабскими государствами-членами  ССАГПЗ как главная угроза.

В России прекрасно понимают, насколько вопросы обеспечения безопасности в зоне Залива имеют для арабских государств региона первостепенное значение. Впервые они вышли на первый план ещё с началом иракско-кувейтского конфликта в 1990 году. На тот момент главной задачей, объединившей, кстати сказать, усилия России и арабских государств, была нейтрализация угрозы со стороны Ирака. После свержения режима С.Хусейна в 2003 году Совет сотрудничества  в качестве своего главного противника стал рассматривать Иран, располагающий военной мощью и  широкими возможностями  воздействия на арабские государства Залива через многочисленную шиитскую диаспору.

Таким образом, вопросы безопасности в Заливе приобрели как бы новое, более сложное измерение особенно, если учитывать тяжёлое наследие отношений между этими двумя центрами влияния на Ближнем Востоке, уходящее своими корнями в становление ислама как мировой религии и историю его распространения в регионе и в мире.

Разрушение прежних государственных устоев и социально-политические катаклизмы, охватившие весь Ближний Восток и Северную Африку с началом «арабской весны», вынудили государства Совета сотрудничества искать пути адаптации к меняющейся обстановке, изыскивать дополнительные ресурсы, чтобы не допустить перелива дестабилизации на регион Залива в условиях менявшегося соотношения сил между ведущими региональными игроками. Роль и влияние Египта, пережившего две революции и испытывающего на себе их разрушительное влияние, временно ослабла. Сирия и Ирак раздираются внутренними противоборствами с участием сил близких к Саудовской Аравии и Ирану. Турция, претендовавшая на универсальность своей модели «исламской демократии», по мере нарастания внешних и внутренних проблем перестала рассматриваться в арабском мире как пример для подражания.

В отличие от монархических режимов в Иордании и Марокко, быстро вставших на путь политической модернизации, Саудовская Аравия сделала выбор в пользу эволюционного развития с проведением на первом этапе экономических реформ. И это понятно. Как хранитель святых мест ислама Королевство несет особую ответственность за сохранение стабильности в то время, как Эр-Рияд, согласно официальным саудовским оценкам, оказался как бы между двумя огнями: опасность расползания на полуостров волны революций и терроризма с одной стороны и усиление региональных амбиций Ирана – с другой. Нужно сразу сказать, что опасения Саудовской Аравии и её союзников в Заливе имели под собой немалые основания, хотя, по мнению многих западных и российских экспертов, и были в ряде случаев довольно преувеличенными.

За последние годы шиитский Иран действительно укрепил свои позиции в Ираке. Как ни  парадоксально, этому способствовало американское вторжение в эту страну, изменившее конфессиональный баланс во власти в пользу шиитского большинства, чем Иран, безусловно, воспользовался в своих интересах. Не оправдались расчёты на быстрое свержение близкого к Ирану режима Б.Асада. В Ливане опора Ирана в лице движения «Хизболла», располагающего крупной военной силой, также укрепилась. Одновременно активизировалась  шиитская оппозиция правящему меньшинству на Бахрейне, а также «партия хуситов» в Йемене, считающихся , хотя и известными натяжками, креатурой того же Ирана.

Такое развитие событий, как на севере, где сложилась ось Тегеран-Дамаск-«Хизбалла», и на юге, где хуситы свергли законно избранного президента, было воспринято в арабских государствах Залива как реальная угроза их безопасности и самому существованию. Встал вопрос о выработке новой стратегии, включающей в себя целый комплекс контрмер военно-политического, финансового, экономического и пропагандистского характера. Перемены на верхних этажах власти в саудовском Королевстве ознаменовали собой приведение этой стратегии в действие с целью сдерживания «иранской экспансии».

В контексте оценок кризисных ситуаций на Ближнем Востоке, превалирующих в регионе Залива, особое беспокойство вызывал вопрос о том, какое воздействие на соотношение сил будет оказывать меняющаяся региональная политика США, прежде всего в отношении Ирана. Является ли это новой стратегией сближения с Ираном в целях создания «нового экилибриума» в регионе или речь идёт о тактических изменениях. Свержение режима Х. Мубарака было воспринято особенно в Саудовской Аравии как потеря предсказуемого союзника и, что более болезненно, как свидетельство ненадёжности американского покровительства. Заигрывание США с пришедшими к власти «братьями-мусульманами» вызвало ещё большую настороженность, усугубившуюся последовательной линией администрации Обамы на подписание ядерного соглашения с Ираном. Другим сильным раздражителем стали обвинения саудовцев в адрес Вашингтона, кстати, далеко не беспочвенные, в том, что именно американцы своей политикой поддержки авторитарных шиитских правителей в Ираке способствуют расширению там сферы влияния Ирана. Не менее острые разногласия возникли в отношении путей урегулирования сирийского конфликта. В странах Залива политика США в Сирии периодически подвергалась острой критике как слабая и непоследовательная. В итоге отношения между Саудовской Аравией и Соединёнными Штатами впервые встали перед серьёзным испытанием вплоть до заявлений об отказе Эт-Рияда от стратегического партнёрства и «крутом развороте» во внешней политике[2].

С  опасениями потери США как традиционного гаранта безопасности в Заливе  была связана и  активизация политических контактов ССАГПЗ, в том числе на высшем уровне, с Россией. Расчёт делался на то, чтобы правильно оценить, насколько можно полагаться на её сдерживающую роль в отношении Ирана  и уравновесить внешнеполитический курс на международной арене в новой системе подвижных и саморегулирующихся балансов в регионе. Россия, со своей стороны, ещё с начала 2000-х взяла взвешенный  курс на выравнивание своих отношений с арабскими странами, рассматривая формирующийся «аравийский блок» как влиятельного игрока и серьёзного партнёра не только в регионе, но и в вопросах глобальной политики и экономики.

Соглашение под названием «Совместный комплексный план действий», подписанное  14 июля 2015 года между Ираном, пятёркой постоянных членов Совбеза ООН и Германией (Р5+1) вызвало большой разброс оценок и прогнозов. По большому счёту сложилось два труднопримиримых течения, каждое из которых рассматривает  ядерное соглашение с точки зрения его возможных глобальных последствий для решения проблемы распространения ядерного оружия, а также в региональном разрезе: как оно отразится на ближневосточной политике Ирана.

Противники соглашения в американском истэблишменте наряду с рядом государств самого региона, в том числе Саудовская Аравия и её союзники по Совету сотрудничества, далеко не убеждены, что в перспективе это  снимет ядерные амбиции Ирана и сделает более умеренной его региональную стратегию. Предсказывается даже сценарий, при котором  может развернутся гонка за обладание ядерным оружием в регионе, если соседи Ирана встанут на путь разработки собственных ядерных программ[3]. Государства Залива не скрывают опасений, что размороженные финансовые ресурсы будут направлены на поддержку проиранских сил и движений по всему так называемому «шиитскому полумесяцу». Сторонники соглашения утверждают, что оно не приведёт к нарушению военного баланса на Ближнем Востоке, а Соединённые Штаты по-прежнему привержены своим обязательствам в отношении гарантий безопасности в регионе. Кроме того соглашение позволит усилить позиции умеренного течения в руководстве Ирана во главе с Рохани, которое противостоит  приверженцам продолжения жесткой линии, особенно в Сирии. Вышедший из международной изоляции Иран, по этим расчётам, должен вести себя более ответственно, проявляя склонность к компромиссам, а другие государства Залива, получив подтверждения в готовности защитить их от иранской экспансии, станут проводить более сдержанную и спокойную политику в регионе с учётом новых реалий.

Соглашение с Ираном не оказало сколько-нибудь негативного влияния на отношения России со странами Залива. Даже есть основания полагать, что, несмотря на расхождения в подходах к отношениям с Ираном и к урегулированию сирийского кризиса, встречи и беседы на высшем политическом и дипломатическом уровнях, которые  заметно участились, приобрели более  прагматичный характер. В таком деловом ключе проходили встречи президента Владимира Путина с королём Салманом (ноябрь 2015 года в Анталье) и заместителем наследного принца шейхом Мухаммедом бен Сальманом (июнь 2015 года в Санкт-Питерсбурге и октябрь 2015 года в Сочи). Конечно, с учётом всей сложности и многогранности обстановки, складывающейся в регионе было трудно ожидать каких-то крупных прорывов. Тем не менее стороны зафиксировали вопросы, по которым имеются наиболее острые разногласия и пришли к договорённости продолжать  политический диалог и развивать сотрудничество в торгово-экономической сфере. Возобладало взаимное понимание того, что разногласия, каковыми бы они ни были, не должны становиться поводом для разрыва. Точек совпадения и близости подходов к широкому кругу проблем региональной и международной повестке дня гораздо больше. Среди них – ближневосточное урегулирование, обеспечение безопасности в регионе, в том числе в зоне Персидского залива, продвижение диалога цивилизаций, противодействие терроризму и экстремизму, пиратству и наркоторговле. Такие договорённости, если они будут выполняться обеими сторонами, само по себе неплохое достижение по сравнению со взлётами и падениями в истории отношений  двух стран.

. Возможно,  изменения в самой стилистике переговоров – от эмоциональных всплесков до деловых откровенных разговоров - и произошли именно потому, что каждая из сторон стала лучше осознавать важную роль свою и своего партнёра в предотвращении развития событий по наихудшим сценариям. Особенно после того, как Россия выступила с призывом к выстраиванию широкой антитеррористической коалиции и решительно поддержала правительственную армию Сирии действиями с воздуха своих  ВКС.  

С российской стороны в ходе двусторонних и многосторонних (в формате Россия-ССАГПЗ) переговоров предпринимались усилия к тому, чтобы у партнёров в арабских государствах Залива складывалось правильное видение тех соображений регионального и глобального характера, которыми руководствуется Россия в проведении своей политики на Ближнем Востоке. В первую очередь это касается отношений с Ираном и оценок его роли в регионе, нашего видения международного сотрудничества в борьбе с ИГИЛ и другими террористическими организациями, использующими ислам для прикрытия политических целей.

На этих вопросах, занимающих центральное место в российско-аравийской политической повестке дня  необходимо остановиться более подробно. Тем более, что в странах Залива и в России остаются комплексы недоверия, ошибочной интерпретации намерений и мотивировок позиций друг друга. В политических кругах Залива время от времени распространяются искажённые представления о российской стратегии в регионе.

Так, например, в преддверии московской встречи министров иностранных дел России государств – членов ССАГПЗ (май 2016 года) газета «Аль-Хаят» в своём анализе российской стратегии категорически утверждала, что Иран занимает «центральное место в системе региональных и международных союзов России», что «кто бы ни правил в Иране, муллы радикальные или умеренные, или даже стражи революции, Москва рассматривает двусторонние отношения с Тегераном как наиважнейшие, нравится это арабам Залива или нет»[4]. Известно также, что наряду со сторонниками выстраивания конструктивных отношений с Россией в Саудовской Аравии имеются и другие мнения – те, кто считают выбор «или-или» всё равно неизбежным[5].

На эти вопросы, являющиеся предметом особой озабоченностей в Заливе был дан ответ министром иностранных дел Лавровым в ходе очередного раунда стратегического диалога в формате Россия-ССАГПЗ в Москве. На пресс-конференции с саудовским коллегой А. Аль-Джубейром им было отмечено, что любая страна имеет полное право развивать дружеские отношения со своими соседями и естественно стремиться укрепить своё влияние за пределами своих границ. При этом российский министр подчеркнул, что это надо делать на основе полного уважения  принципов международного права, транспарентно, легитимно, без каких-либо скрытых повесток дня и без попыток вмешательства во внутренние дела суверенных государств. Особое внимание с российской стороны было обращено  на опасность представлять противоречия между Ираном и ССАГПЗ как отражение раскола в мусульманском мире. Попытки провоцировать ситуацию именно в этом направлении в России считают неприемлемыми[6].

Большинство российских экспертов считают Иран одним из самых значимых государств у южных границ России, с которым необходимо взаимовыгодно сотрудничать по широкому спектру двусторонних, региональных и международных вопросов, в том числе по вопросам торговли, энергетики и безопасности, в том числе в военно-технической области. Здесь не только Ближний Восток , но и более широкий евразийский контекст. Россия заинтересована в том, чтобы Иран стал членом Шанхайской организации сотрудничества, политического сообщества незападных государств, основанного Китаем и Россией.

Поэтому постановка вопроса «или-или», в смысле выбора между Ираном и Заливом, сама по себе  нереалистична. И тем не менее, несмотря на то, что у России и Ирана много общего и сотрудничество выглядит перспективным, отношения не являются беспроблемными . Внешнеполитические цели обеих стран в чём-то совпадают, в чём-то расходятся, в зависимости от конкретных поворотов и обстоятельств. Объективно Россия признаёт за Ираном роль крупнейшего игрока в ближневосточном регионе, но при этом, как и арабские государства, не хочет, чтобы у Тегерана появилось ядерное оружие. В Иране прекрасно понимают, что отношения с ним Россия не может выстраивать в ущерб безопасности арабских государств Залива.  В Сирии они выступают как близкие военные союзники, но это не означает, что  у них одинаковые политические стратегии. Москва и Тегеран стремятся не допустить победы исламских экстремистов, но их долгосрочные цели принципиально расходятся равно, как и видение постасадовской Сирии. Россия хочет сохранить не фигуру Асада,  как таковую, не алавитское меньшинство у власти, а сирийское государство, разумеется, в реформированном виде и с дружественном ей режимом.  Кроме того следует учитывать, что Россия тесно координирует свои действия с Израилем в вопросах безопасности и поэтому использование Ираном «Хизболлы» как орудия давления для неё неприемлемо[7]. Сами видные иранские политики также далеки от мыслей о возможности построения альянса с Россией. Как сказал президент Ирана Рохани, «хорошие отношения с Россией не означают согласия Ирана с любым её шагом»[8].

В целом  многие российские и западные эксперты сходятся в том, что в политике на сирийском направлении существует согласование на основе ситуативного совпадения интересов, но говорить о полноценном военном союзе не приходится[9] В отличие от Ирана в Ливане Россия поддерживает деловые контакты по широкому спектру политических сил, стремясь оказать содействие достижению национального согласия, не допустить скатывания этой страны в пропасть насилия и конфессиональных междоусобиц.  По Йемену позиции обеих стран также не совпадают. Если Тегеран поддерживает союз Салеха и хуситских племён, то Москва ведё т себя более нейтрально.

Подводя итоги, очень важно подчеркнуть, что Москва не поддерживает великодержавные проявления политики Ирана в зоне Залива и всячески избегает вмешательства в  суннитско-шиитский конфликт, видя как  в условиях острого соперничества за сферы влияния в регионе,  Иран использует различные шиитские силы в своих узкополитических интересах. Отношения с Саудовской Аравией имеют для России самостоятельную ценность. В этой связи  должно быть понятно, насколько трудна стоящая перед Москвой задача развивать столь необходимое партнёрство с Саудовским королевством, укреплять дружеские связи с другими монархиями Залива и одновременно вести успешно  дела с её южным соседом, с которым она связана многовековой историей. Особенно на нынешнем этапе, когда конфронтация зашла слишком далеко и, что особенно тревожно,  приобрела характер столкновения между двумя религиозными центрами в мусульманском мире, когда саудовское руководство взяло силовой курс в отношении сдерживания Ирана.   

По мере того, как две противоборствующие  силы истощают свои ресурсы, а международное сообщество чувствует усталость и бессилие  остановить порочный круг насилия, всё более актуальной становиться предложенная Россией концепция безопасности в зоне Залива. Арабские государства этого региона в принципе одобряют эту инициативу, хотя и выступают против присоединения Ирана к системе мер по укреплению региональной стабильности до тех пор, пока он не станет проводить курс на добрососедство и невмешательство. В то же время понятно, что без Ирана российская инициатива нежизнеспособна. В той связи заслуживают внимания подаваемые  Москвой сигналы о готовности «использовать хорошие отношения со странами-участницами ССАГПЗ и с Ираном, чтобы помочь  создать условия для конкретного разговора об их нормализации, который может состояться исключительно через прямой диалог»[10]

Как бы ни складывались отношения России и США, в странах Залива должны понимать, что за последние годы в регионе Ближнего Востока меняется соотношение сил, создаются и распадаются подвижные альянсы. Возрастает степень непредсказуемости и новых рисков. Теперь союзники США не обязательно противники России и союзники России также не противники США. При всех разногласиях между ними по Сирии не в интересах обеих стран дальнейшая эскалация напряжённости  в Заливе, столь важном регионе  для мировой экономике и финансовой системы. Важным фактором, способствующим поискам исторического примирения в Заливе может стать наличие общего противника в лице ИГИЛ и «Аль-Каиды». Идеология «халифатизма» имеет немало своих приверженцев в Саудовской Аравии и на юге Аравийского полуострова. Оба государства имеют также амбициозные планы экономического развития и крайне заинтересованы в создании для этого благоприятной внешней конъюнктуры.

А.Г. Аксененок.

 

[1] См. Свободная мысль, Россия и Саудовская Аравия: эволюция отношений, Косач Григорий, http://svom.info/entry/608-rossiya-i-saudovskaya-aravia-evoluciya-otnosheni/

[2] см. http://lenta/ru/articles/2013/10/23/unfriended/.

[3] См. РБК, Ричард Хаас, Скрытая угроза: чем опасно ядерное соглашение с Ираном, http://daily.rbc.ru/opinions/politics/16/07/2015

[4] «Москва арабам: Иран наш первый союзник», «Аль-Хаят», 19 февраля 2016 года, http://www.alh

[5] «Аль-Хаят», 26 февраля 2016 года, http://www.alhayat.com/m/opinion/14165741 ayat.com/m/opinion/14041679

[6] Выступление и ответы на вопросы СМИ министра иностранных дел России С.В.Лаврова, http://www/mid/ru/foreign_policy/news/-/asset_publisher/cKNonkJE02Bw/content/id/...

[7] Russia and Iran: Historic  Mistrust and Contemporary Partnership, Dmitry Trenin, Carnegie Moscow Center, http://carnegie.ru/2016/08/18/russia-and-Iran-historic-mistrust-and-contemporary-part...

[8] См. Газета RU, 06.03.2016

[9] См. Брак по расчёту. Перспективы российско-иранского регионального сотрудничества, Николай Кожанов, Россия в глобальной политике, №3 май-июнь 2016

[10] Выступление и ответы на вопросы СМИ министра иностранных дел России С.В. Лаврова 15.09.2016, http://www.mid.ru/foreign_policy_/news/-/asset_publisher/cKNonkJE02Bw/content/id/...

Опубликовано в Исследования
Понедельник, 23 Январь 2017 23:13

Виталий Наумкин о переговорах в Астане


Научный руководитель Института востоковедения РАН, академик РАН, председатель совета IMESClub, Виталий Наумкин дает развернутое глубокое интервью о переговорах в Астане и по перспективах дальнейшего урегулирования ситуации в Сирии

 

 

 

Опубликовано в Интервью

23 января в Астане должны пройти очередные переговоры по урегулированию конфликта в Сирии. Впервые предполагается встреча представителей сирийского правительства и вооруженной оппозиции. Также впервые за одним столом с теми, кого до сих пор называли бандформированиями, окажутся российские военные и дипломаты. Чем бы не закончилась встреча в Астане, Москве жизненно необходимо наладить собственные, независимые от региональных союзников, каналы связи с теми, кто воюет против официального Дамаска. Если, конечно, Россия намерена надолго остаться в Сирии и закрепиться в роли серьезного игрока на Ближнем Востоке. Вопрос, как приобрести новых союзников, не потеряв старых.
О серьезности намерений Москвы наладить контакты с вооруженной оппозицией заявил глава МИД РФ Сергей Лавров, выступая на пресс-конференции по итогам деятельности российской дипломатии в 2016 году. По его словам, полевые командиры должны стать полноправными участниками политического процесса урегулирования в Сирии. Министр напомнил, что до сих пор все, кто приглашались на переговоры по линии ООН — «это политические деятели, эмигранты и неэмигранты». На переговорах не хватало участия тех, кто реально определяет ситуацию «на земле», т.е. представителей вооруженных формирований. 
Со словами министра поспорить трудно, альтернативы диалогу с теми, кто контролирует конкретные территории, нет. Иначе нет шанса не только на мир, но и на более-менее длительное перемирие. Проблема в том, что Москве придется выстраивать этот диалог практически с нуля. Все эти группировки находятся под контролем и на финансовом обеспечении Турции, Катара, Саудовской Аравии и США. И до сих пор Россия отказывалась иметь с ними дело, по крайней мере, на официальном уровне. Кроме того, на этом пути Москва рискует испортить отношения с Тегераном. 
Формально инициаторами встречи в Астане стали Россия, Турция и Иран. Но в реальности такой формат стал возможным только после того, как Москва и Анкара нашли точки соприкосновения относительно урегулирования сирийского конфликта. 
Первым наглядным результатом неожиданного достигнутого взаимопонимания стало возвращение Алеппо под контроль официального Дамаска. Затем последовало подписание соглашения о прекращении огня между сирийским правительством и значительной частью вооруженных группировок. Соглашение было тут же нарушено с обеих сторон, но формально путь к переговорам был открыт. 

Больше не террористы?
Единственные, кого не ждут в Астане, это запрещенные в РФ террористические группировки «Исламское государство» и «Джебхат ан-Нусра», ныне сменившая название на «Джебхат Фатх аш-Шам». 
Однако есть небольшой нюанс – до сих пор камнем преткновения между основными посредниками в урегулировании конфликта (Россией, США, Ираном и Турцией) был вопрос, какие группировки являются террористическими, а с кем можно вести диалог. Для самих сирийцев не секрет, что один и тот же человек может утром воевать под флагом одних, а вечером других. Да и сами группировки, то создают союзы, то воюют друг против друга.
Предполагалось, что делегацию вооруженной оппозиции в Астане возглавит Мохаммад Аллюш (уже перед самыми переговорами появилось сообщение, что у делегации оппозиции нет единого руководителя). Аллюш -  глава политического крыла «Джейш аль-Ислам» и брат убитого чуть более года назад военного командира этой группировки Захрана Аллюша. 25 декабря 2015 года сирийские военные нанесли удар по штабу «Джейш аль-Ислам» во время совещания нескольких военных группировок. Вместе с Аллюшем погибли, по данным СМИ, около 20 командиров различных вооруженных формирований, в том числе «Фейлак Рахман» и «Ахрар аш-Шам». И именно эти группировки постоянно назывались среди тех, кто нес ответственность за неоднократные обстрелы российского посольства в Дамаске.
Вот цитата официального представителя МИД РФ Марии Захаровой, датированная 6 октября 2016 года, после очередного обстрела посольства: «Создается впечатление, что наши западные партнеры забывают, что «Джебхат ан-Нусра», «Исламское государство», «Джунд аль-Акса», «Ахрар аш-Шам», «Джейш аль-Ислам» и другие подобные группировки - это все та же разросшаяся «Аль-Каида» (запрещена в РФ), которая 15 лет назад совершила страшные теракты в США».
«Ахрар аш-Шам», бригады «Фейлак Рахман», а также еще несколько группировок на данный момент отказываются от участия во встрече в Астане. Но Москва не против вести диалог и  с ними. Об этом свидетельствует тот факт, что «Ахрар аш-Шам» оказались в опубликованном Минобороны РФ списке сирийских вооруженных формирований, подписавших 29 декабря соглашение о прекращении огня. И хотя представители группировки отрицают, что давали на это свое согласие, очевидно, что работа с ними идет.
Это подтверждают и слова  замминистра иностранных дел РФ Михаила Богданова. Как цитирует ТАСС, отвечая на вопрос, означает ли решение «Ахрар аш-Шам», что на нее не будут распространяться условия перемирия, он заявил:
«Это еще не последнее слово, надо подождать… В данном случае важна роль Турции. Они должны обеспечить адекватное участие в Астане тех группировок, которые должны соблюдать режим прекращения боевых действий».
Но, что будет после Астаны? Сможет ли Москва наладить диалог с вооруженной оппозицией без посредников или с минимумом их участия? Ведь нет гарантий, что Турция опять не изменит своим партнерским отношениям с Россией, как это уже не раз бывало, и интересы двух стран не разойдутся. Не стоит доверять и Саудовской Аравии и Катару, тем более, что они не представлены в Астане, как и часть контролируемых ими группировок, включая близких именно к катарцам «Ахрар аш-Шам».

Небескорыстная любовь
Формально на переговорах в Астане политическое будущее Сирии и судьба ее президента Асада не значатся в повестке дня. Это переговоры на экспертном уровне, подчеркивают в Москве. Предполагалось, что в российской делегации, первую скрипку будут играть представители Минобороны. А это значит, что на первый план выходят вопросы тактики, а не стратегии. Тем не менее, возвращаясь к словам Лаврова, полевые командиры, которые приедут в Астану, должны получить право на участие в политическом процессе, который «предполагает разработку конституции, проведение референдума, выборов». Т. е. именно в Астане может начаться формирование будущего скелета сирийской государственности, даже если переговоры покажутся неудачными. 
Вопрос о разделе Сирии на данный момент неактуален, но как региональные державы будут делить свои интересы в этой стране? Ждет ли Сирию ливанская модель государственного устройства, когда за каждой партией и каждым министром стоят интересы иностранных хозяев и система работает ровно до тех пор, пока они не начинают выяснять отношения друг с другом? В Сирии, с учетом ее экономической привлекательности, цена влияния будет гораздо выше, чем в Ливане.
Уже сейчас противоречия очевидны. Большой вопрос - удастся ли России соблюсти баланс между своими региональными партнерами (Ираном и Турцией) и при этом отстоять собственные интересы.
Иранцы уже высказались против участия в переговорах представителей новой американской администрации, которых пригласил в Астану Лавров. Тегерану также не нравится резкий крен России в сторону Турции – только недавно стороны обменивались обвинениями в адрес друг друга, а сегодня уже вместе наносят авиаудары. С подозрением к этому относятся и в Сирии, особенно в среде алавитов, испытывающим к туркам неприязнь еще со времен Османской империи. И в Дамаске, и в Тегеране очень недовольны тем, что Россия громогласно заявляет о своих успехах в борьбе с терроризмом в Сирии, пренебрегая ролью сирийских военных и иранских союзников. И если Москва продолжит высказываться в том же духе, добавив к своим словам реверансы в адрес Анкары, это станет болезненным ударом для сирийцев и иранцев.
Трудно представить, что Иран благоприятно отнесется к расширению политического влияния вчерашних полевых командиров, чья идеология прямо противостоит интересам шиитов. Иранцы последние десять лет потратили немало ресурсов, как военных, так и финансовых, чтобы выстроить зону шиитского влияния между Ираном и Средиземным морем (через территорию Ирака, Сирии и Ливана). Во многом благодаря их экономической поддержке президент Башар Асад остается у власти, а сирийская экономика продолжает хоть как-то существовать. И эти деньги невозможно не учитывать в ходе будущих переговоров.
Буквально за неделю до встречи в Астане между Тегераном и Дамаском были подписаны пять крупных экономических соглашений. По данным СМИ, Иран получил право стать третьим мобильным оператором в Сирии, кроме того, достигнуты договоренности о строительстве нефтяного терминала на территории 5 тыс. га, такой же участок выделяется Ирану и под сельскохозяйственные нужды, также как и возможность эксплуатации фосфатных шахт примерно в 50 км к востоку от Пальмиры.
Для сравнения, в последние годы Россия подписала с Сирией соглашения лишь о военных базах. Но даже алавиты - самые верные и фактические единственные союзники Москвы в Сирии, ждут российские инвестиции в их страну. Они надеются, что среди прочего Россия создаст здесь рабочие места, будет активно покупать их сельскохозяйственные товары и поможет им выйти на другие рынки (а это во многом прямая конкуренция с Турцией). Цитирую слова сирийцев: «мы хотим, чтобы Россия была для нас тем же, что и США для Израиля». И хотя сейчас население алавитских районов, предпочтет иметь дело с Россией, а не с Ираном, бескорыстной любви не будет. А кроме христиано-алавитского анклава в районе побережья, безусловной поддержки у России в Сирии нет нигде. А значит жизненно необходимо выстраивать отношения с теми, кто до сих пор считался врагами, при этом не предать старых друзей, найти тонкий баланс между интересами своих партнеров, а по сути соперников, и быть готовыми инвестировать, а не только гордиться тем, что оказали содействие в борьбе с терроризмом в Сирии.  Тем более, что часть террористов теперь оказалась за столом переговоров.

Опубликовано в Трибуна

Саудовская Аравия опасается планов ИГ сделать столицей "халифата" Мекку

После паузы, показавшейся некоторым обозревателям затянувшейся, саудовское руководство определило официальную позицию в отношении избранного президента США Дональда Трампа. Ее озвучил саудовский министр иностранных дел Адель аль-Джубейр.

Королевство, по словам министра, «с оптимизмом относится» к новой администрации США и «надеется сотрудничать с ней по всем вопросам, представляющим интерес для обеих сторон». Эр-Рияд также приветствует намерение Трампа вернуть Соединенным Штатам их былую роль в мире, «абсолютно поддерживает решимость разгромить «Исламское государство» (ИГ, запрещено в РФ. – «НГ»)» и тоже «абсолютно» поддерживает слова избранного президента США о необходимости «сдерживать» Иран. Министр подчеркнул, что интересы Саудовской Аравии «совпадают с интересами США, в геополитическом плане – в отношении Сирии, Ирака, Йемена и Ирана, а также по вопросам мировой энергетики и финансов». Вместе с тем в отношении путей и способов достижения общих с США целей есть расхождения, признал он.

Избрание Трампа поставило Эр-Рияд в непростое положение. Как и в Европе, многие в Саудовской Аравии были уверены в победе на выборах Хиллари Клинтон и не считали нужным скрывать свое прохладное отношение к ее сопернику. Хотя в Эр-Рияде не были в восторге и от деятельности администрации Барака Обамы, которой предъявлялись, в частности, претензии в «слишком мягком» отношении к Ирану, саудовский истеблишмент ценил поддержку его жесткого курса в отношении президента Сирии Башара Асада со стороны Клинтон. И в этой связи высказывания Трампа о том, что главной задачей США и международного сообщества в Сирии должно быть не отстранение от власти президента этой страны, к чему призывают в королевстве, а скоординированные усилия по ликвидации террористов, и прежде всего ИГ, были восприняты с настороженностью.

Скорее всего именно деликатность сложившейся ситуации, а также высокая «цена вопроса» потребовали дополнительного времени для выработки официальной позиции королевства. Как стало ясно, в ходе борьбы мнений верх одержали прагматики. 

Связям с США в Саудовской Аравии всегда придавали первостепенное значение. Сегодня, когда по многим причинам эти связи оказались ослаблены, к взаимопониманию с Вашингтоном саудовское руководство подталкивает ряд факторов. Это прежде всего ИГ, не отказывающееся от своих планов сделать столицей будущего «халифата» Мекку и таким образом представляющее экзистенциальную угрозу для королевства. Поэтому отказываться от участия в борьбе с ним вместе с США было бы неразумно.

В экономическом плане – понеся большие финансовые потери в период низких цен на нефть и оказавшись перед необходимостью в кратчайшие сроки избавиться от нефтяной зависимости на основе диверсификации экономики, Эр-Рияд остро, как никогда ранее, нуждается в передовых технологиях и инвестициях, прежде всего американских.

И еще одно обстоятельство, которое не вправе упускать из вида Эр-Рияд, – это разгоревшийся в конце 2016 года конфликт, вызванный принятием Конгрессом США закона JUSTA, дающего право американцам, пострадавшим от теракта 11 сентября 2001 года, в судебном порядке добиваться компенсации от правительства Саудовской Аравии. Этот конфликт поставил отношения между двумя давними партнерами на грань самого серьезного в истории их отношений кризиса. Администрации Обамы так и не удалось предотвратить принятие закона, который сразу же был раскритикован самими внезапно прозревшими законодателями. Сегодня саудовские власти заинтересованы в том, чтобы администрация Трампа постаралась устранить этот сильнейший раздражитель в двусторонних отношениях.

При формировании позиции была, видимо, принята в расчет и антииранская риторика нового хозяина Белого дома, вызвавшая удовлетворение Эр-Рияда. Вместе с тем обратили на себя внимание довольно примирительные слова главы саудовского МИДа об Иране. Традиционно обвинив его в «агрессивности и экспансионизме», аль-Джубейр в то же время дал понять, что Эр-Рияд не отказывается от надежд на улучшение отношений. «Было бы замечательно жить в мире и гармонии с Ираном, однако танго можно танцевать только вдвоем», – сказал он. Эти слова могут восприниматься как завуалированное «приглашение на танец» – или намек на готовность к диалогу с Тегераном.

Скорее конструктивными, хотя и острожными можно охарактеризовать прозвучавшие в ходе выступления аль-Джубейра слова о предстоящей 23 января в Астане встрече по мирному урегулированию в Сирии. Эта конференция имеет особое значение в связи с тем, что в ней, как сообщил на недавней пресс-конференции глава МИД РФ Сергей Лавров, примут участие не никого не представляющие лидеры зарубежной оппозиции, как это имело место ранее, а сирийские полевые командиры, оказывающие реальное влияние на ход событий. По мнению саудовского министра, встреча в Астане, имеющая целью обеспечить переход к мирному процессу в Сирии, – это «попытка, которую надо предпринять».

В целом позитивное отношение к усилиям трех стран по примирению в Сирии со стороны Саудовской Аравии – ключевой страны арабского мира, поддерживающей одну из сторон конфликта в Сирии, – увеличивает шансы на успех достижения сирийского урегулирования и открывает перспективу объединения усилий в борьбе против международного терроризма. 

 

Изначально опубликовано в Независимой Газете: http://www.ng.ru/world/2017-01-19/7_6906%C2%AD_er-riad.html

Опубликовано в Комментарии

23 января стартуют переговоры по сирийскому урегулированию в столице Казахстана Астане. Для подготовки переговоров в Турцию вылетела группа российских экспертов. А 8 февраля переговоры продолжатся в Женеве, но уже под эгидой спецпосланника ООН по Сирии Стаффана де Мистуры. Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков ранее заявил, что подготовка к встрече в Астане ведется достаточно энергично.

Новый формат переговоров по Сирии возник по итогам трехсторонней встречи министров иностранных дел России, Турции и Ирана в Москве в середине декабря минувшего года. Позже президент России Владимир Путин обсудил с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым возможность проведения переговоров по Сирии в казахской столице. А 31 декабря Совет Безопасности ООН единогласно принял предложенную Россией и Турцией резолюцию в поддержку прекращения огня в Сирии. Отметим, что многие сирийские оппозиционные группировки согласились на перемирие, что является серьезным успехом в урегулировании ситуации в стране.

В интервью специальному корреспонденту «Известий» Георгию Асатряну директор Центра партнерства цивилизаций МГИМО, координатор группы стратегического видения «Россия — Исламский мир», принимающий участие в переговорах между правительством Сирии и сирийской оппозицией в Москве, Вениамин Попов рассказал о новом формате сирийского урегулирования и будущей конституции Сирии.

— Чего можно ожидать от нового формата переговоров в Астане?

— Это крупный шаг вперед на пути мирного урегулирования сирийского конфликта. После освобождения Алеппо эти переговоры — важнейшая веха в разрешении сирийского кризиса. Россия постоянно повторяет, что в этом конфликте нет военного решения. Нужен инклюзивный межсирийский диалог. Разрешить сирийский конфликт можно только путем переговоров всех заинтересованных сторон. После освобождения Алеппо нам удалось добиться прекращения огня на всей территории Сирии. Были достигнуты договоренности с семью отрядами сирийской вооруженной оппозиции, включая «Ахрар аш-Шам», которые согласились прекратить огонь. Это серьезный прогресс.

Потом была согласована резолюция 2336, которую единогласно поддержал Совет Безопасности ООН 31 декабря. В этом документе приветствовались переговоры в Астане. Это серьезный шанс для того, чтобы мы запустили процесс политического урегулирования. Мы его уже несколько раз пытались провести. Была Женева-1, Женева-2. Но все они не увенчались успехом. Не последнюю роль в провале урегулирования сыграла позиция США. Сирия устала от войны, люди хотят жить нормально. Эти переговоры дают надежду на прогресс в урегулировании. Вдобавок позиция Турции изменилась, что сделало возможным подписание перемирия. Российско-турецкие контакты идут особенно активно. Это очень важно.

— Сейчас идут консультации экспертов в Турции. Они готовят почву для переговоров в Астане. Можете назвать российских экспертов, участвующих в этих переговорах?

— Ведет переговоры с российской стороны директор департамента Ближнего Востока и Северной Африки МИД РФ Сергей Вершинин. Он возглавляет группу. Там есть и другие эксперты.

— Являются ли переговоры в Астане продолжением женевских или это самостоятельный формат?

— Это самостоятельный и новый формат, но он не противоречит женевскому формату. Мы признаем ключевую роль ООН в урегулировании ситуации в Сирии. Но женевский формат был заведен в тупик действиями оппозиции и теми, кто их поддерживает. Поэтому мы нашли новый формат с силами, которые действительно заинтересованы в прогрессе. Речь идет о тройственном формате: Россия, Турция и Иран. Это будет хорошим подспорьем для переговоров в Женеве, которые планируются в феврале. Одно другому не противоречит. Нам нужны прежде всего эффект и результат. Очевидно, что ключевую роль во всех этих делах играет Россия. Сейчас как раз определяется, будет ли присутствовать на переговорах в Астане спецпредставитель генсека ООН в Сирии Стаффан де Мистура.

— Президент Сирии Башар Асад допустил изменение конституции страны. На ваш взгляд, будет ли изменен основной закон Сирии? 

— Думаю, это будет одним из главных вопросов на переговорах. По-моему, всем уже ясно, что Сирии нужна новая конституция. Есть несколько проектов, которые ходят под столом переговоров. Под столом, а не на столе. Это длительный процесс, посмотрим, что из этого выйдет.

— Ряд оппозиционных групп отказались от перемирия и заявили, что продолжат боевые действия...

— Для того чтобы сорвать эти переговоры, которые готовились с таким трудом, не нужно много ума. А для реального политического урегулирования нужно много усилий. Делать различного рода политические заявления намного легче, чем добиваться какого-то результата. Наша главная задача — прекратить войну в Сирии. Наши дипломаты и военные работают очень активно. 

Сирийский конфликт создал террористического монстра, который угрожает всем. От этого страдают все без исключения. Недавно пострадали немцы, завтра еще кто-то пострадает. А что будет, если террористы получат оружие массового поражения? Нужно уже понять, что время на исходе. Нельзя постоянно играть с огнем.

Мы приглашаем наиболее широкий круг оппозиционных группировок. Но радикалов, естественно, мы не будем подключать к переговорам. Те, кто срывает перемирие, приглашены не будут. То же самое, разумеется, касается и откровенных террористов.

— Как на эти переговоры смотрят в США?

— Официально они поддержали переговоры в Астане. Кроме того, была одобрена резолюция СБ ООН от 31 декабря. Но нынешняя администрация уходит. Мы ждем, когда придет новая администрация. Будем работать активно и с ней.

Источник: Известия http://izvestia.ru/news/656603

Опубликовано в Интервью